Александр Невский
 

на правах рекламы

• По реальным ценам лето без дополнительной оплаты.

Глава седьмая. Решающие победы русского народа над шведскими и немецкими захватчиками

Положение в северо-западной Руси в эти годы было тревожное. Русскую землю опустошали татаро-монголы, а на северо-западные границы Новгородской земли стягивались силы немецких, датских и шведских крестоносцев; в то же время Литовское княжество пыталось присоединить уцелевшие от татаро-монголов земли Смоленска, Витебска и Полоцка.

В этот трудный момент князь новгородский Александр и его отец Ярослав Всеволодович, ставший Владимиро-Суздальским князем после гибели князя Юрия на Сити, приняли ряд срочных мер по укреплению русской западной границы.

В 1239 г. Ярослав Всеволодович изгнал из Смоленска обосновавшегося там литовского князя. Владимирские князья постоянно стремились не выпускать Смоленска из-под своего влияния. Смоленск, а равно экономически связанные с ним Витебск и Полоцк, имели «вольный путь» по Двине в море, признанный по соглашению 1229 г. немецкими рыцарями и рядом северо-германских городов. Кроме того, смоленские купцы вели торговлю в Суздальской земле.

В том же 1239 г. Александр Ярославич женился на Александре, дочери полоцкого князя Брячеслава; венчался князь в Полоцке, а брачную кашу ел в Торопце — опорном пункте антилитовской обороны, тем самым подчеркнув политическое значение своего брака.

Наконец, в том же 1239 г. князь Александр «с Новгородци сруби городци по (реке) Шелоне», вдоль которой проходил путь с запада. Принятые меры принесли результаты — в течение ближайших лет Литовское княжество не нарушало русских границ.

Иначе сложились дела на северо-западной границе. Немецкие крестоносцы готовили решительное вторжение в Русь. Особая опасность заключалась в том, что на этот раз к походу была привлечена Швеция. Шведские феодалы первыми двинулись в наступление.

Русско-шведские противоречия возникли не вдруг; они, как мы видели, ясно обнаружились ещё в XII в. Невская битва была лишь одним из важнейших этапов ожесточённой борьбы между Новгородской Русью и Швецией в восточной Прибалтике.

Повидимому, в эти годы новгородское правительство приняло какие-то меры для восстановления своих позиций в землях еми и суми. Такой вывод позволяет сделать содержание буллы (послания) папы Григория IX, отправленной им 9 декабря 1237 г. главе шведской церкви архиепископу Упсальскому. «Как сообщают дошедшие до нас ваши письма, — писал папа, — народ, называемый тавастами (т. е. финны. — В.П.), который когда-то большим трудом и заботами вашими и ваших предшественников был обращён в католическую веру, ныне стараниями врагов креста — своих близких соседей (т. е. русских. — В. П.) снова обращён к заблуждению старой веры и вместе с некоторыми варварами, и с помощью дьявола совершенно уничтожает молодое насаждение церкви божией в Тавастии».

Григорий IX призывал шведских феодалов с оружием в руках выступить против финнов, чтобы в этих трудных условиях «с тем большей охотой поднялись бы мужи богобоязненные (так именует папа шведских феодальных захватчиков. — В.П.) против наступающих отступников и варваров... поручаем братству вашему апостолическим посланием: где бы только в означенном государстве (т. е. Швеции. — В.П.) или соседних островах ни находились католические мужи, чтобы они против этих отступников и варваров подняли знамя креста и их силой и мужеством изгнали по побуждению благодетельного учения».

Из этой буллы следует, что неудачи шведских феодалов в земле финнов объясняются вмешательством русских. Причём неудачи эти были настолько велики, что папская курия в целях поддержки шведских крестоносцев провозгласила крестовый поход и против финнов и против русских. Как видим, положение было здесь сходно с тем, что мы наблюдали в земле лэттов и эстов. Можно думать, что папская булла, поскольку она основана была на информации из Швеции, правильно передаёт сложившееся при королевском дворе убеждение, что шведские позиции в земле финнов и в заливе не могут быть упрочены до тех пор, пока не будет подчинена не только земля еми, но и сама Новгородская Русь. Что вообще положение шведов в финской земле было не из лёгких, можно заключить и из того, что в 40-х годах XIII в. сам престарелый епископ Томас «из страха перед русскими и карелами» оставил свой пост и отправился доживать свои дни на остров Готланд.

Следовательно, папская курия участвовала в подготовке наступления на Русь не только с запада, где она содействовала в том же 1237 г. объединению сил ливонских, прусских и датских крестоносцев, но и с севера, поддерживая организацию крупного наступления шведских феодалов. Шведское правительство решило направить экспедицию не столько против еми, сколько против Новгородской Руси. Целью похода был захват Невы и Ладоги, а в случае полной удачи — Новгорода и всей Новгородской земли. Захватом Невы и Ладоги сразу достигались две цели: во-первых, земли финских племён отрезались от Руси, а лишённые русской поддержки, они гораздо легче могли стать добычей шведских феодалов; во-вторых, с захватом Невы в руки Швеции переходил единственный для Новгорода (и для всей Руси) выход к Балтийскому морю, т. е. вся внешняя торговля Руси на северо-западе поступала бы под шведский контроль.

Едва ли можно сомневаться в том, что выступление Швеции было согласовано с действиями ливонских крестоносцев, которые в том же 1240 г. предприняли наступление на Изборск и Псков, причём не как обычно зимой, а летом. Косвенным подтверждением этого соглашения является сообщение «Жития» князя Александра о том, что шведский король решил выступить лишь после того, как «слышав» об Александре Ярославиче от немецких крестоносцев.

Для похода на Русь шведское правительство короля Эриха «Картавого», ярла (князя) Ульфа Фаси1 и зятя короля Биргера выделило значительное войско. Охотников поживиться русскими землями, не разоренными татаро-монголами, нашлось немало: шли шведские духовные и светские рыцари-феодалы, искавшие в грабительском походе, земель и средств поправить свои дела; шли крестоносцы-рыцари — профессионалы, искавшие богатства и славы; шли, наконец, просто отбросы общества — знатные нищие, спешившие туда, где, казалось, можно было поживиться без особого риска. Грабительский смысл похода прикрывался разговорами о необходимости распространить среди русских «истинное христианство» — католицизм.

К походу были привлечены и норвежские феодалы («Мурмане», как их именует летописец), а также вспомогательные финские отряды из покорённых частей земли еми и суми.

К чести князя Александра Ярославича нужно сказать, что в 1239 г. он позаботился не только об охране западных, но и северных границ, установив тщательную охрану залива и реки Невы. Места там были труднопроходимые и пути шли только вдоль рек. В районе реки Невы, к югу от неё, между Вотьской (с запада) и Лопской (с востока) новгородскими волостями находилась Ижорская земля. Здесь жило небольшое племя — ижоряне, его социальная верхушка уже владела землёй, приняла христианство и несла службу новгородским властям. В частности, «муж старейшина в земли Ижерьской» по имени Пелгусий крестился, приняв имя Филиппа, хотя основная масса населения оставалась в язычестве. В Ижорской земле имелся и «тиун», т. е. судебный чиновник, поставленный Новгородом.

Старейшине Пелгусию была поручена князем Александром «стража морская», т. е. охрана путей к Новгороду с моря; «стража», по-видимому, стояла по обоим берегам залива, как сказано в «Житии» Александра — «при краи моря, стерегущу обои пути».

Описание прихода шведских войск и их разгрома составил современник князя Александра, вероятно, один из его дружинников. Позднее митрополит Кирилл включил это описание в состав «Жития» Александра.

О себе автор описания говорит так: «Аз худый и грешный малосмысленный покушаюсь написати житие... князя Александра... понеже бо слышахом от отець своих и самовидець есмь возраста его, и сице рад бых исповедал... славное и честное житие его». Вот что узнаём мы от этого «самовидца».

Однажды на рассвете июльского дня 1240 г., когда Пелгусий лично нёс охрану Финского залива, он вдруг «услыша шум страшен по морю». Это шли шведские корабли, «многы зело», посланные в поход королём, который «собра вой множество, силу велику зело: свея (шведы) с князем и с пискупы (епископами) своими и мурмане и сумь и емь». Пелгусий поспешил в Новгород и сообщил князю о виденном. Шведская флотилия между тем прошла по Неве до устья реки Ижоры. Здесь было решено сделать временную остановку; очевидно, часть судов вошла в устье Ижоры, а другая, большая часть причалила к берегу Невы, вдоль которого предстояло плыть.

С причаливших судов были переброшены мостки, на берег сошла шведская знать, в том числе Биргер в сопровождении епископа, затем высадились и рыцари. Слуги Биргера раскинули для него большой, шитый золотом шатёр. Шведский предводитель не сомневался в успехе. В самом деле, положение Новгорода было не из лёгких, помощи ждать было неоткуда, и шведский полководец, «шатаяся безумием своим, хотяще въсприяти Ладогу, такоже и Новъград и всю область Новгородчкую», отправил посла в Новгород, приказывая передать князю: «Аще можеши противитесь мне, королеве, то се уже есть зде и пленю землю твою». Видимо, он не ждал сопротивления, считая, что без владимирских полков Новгород ему не страшен. Однако Биргер просчитался.

Достоверно известно, что князь Александр, получив это сообщение, собрал у Софии в Новгороде свою дружину, «укрепил» её речью и принял решение о немедленном выступлении на врага, поэтому, кроме дружины, он взял в поход немногих новгородцев: «уже бо приближишася ратнии, тем же мнози новгородци не совокупилеся бяху, понеже ускоре князь поити». Войско выступило из Новгорода и двинулось к Ижоре вдоль Волхова до Ладоги, где к нему присоединился отряд ладожан. Вполне вероятно, что и ижоряне участвовали в походе. К концу дня 15 июля всё войско подошло к Ижоре.

Тот факт, что Александр Невский ускорил выступление, конечно, объясняется его желанием нанести удар шведам, во-первых, неожиданно, во-вторых, именно на Ижоре и Неве. Из описания подвигов русских воинов складывается общее представление о плане битвы, предложенном Александром. Нужен был удар, сочетавший в себе внезапность, храбрость и хитрость, так как шведское войско было значительно многочисленнее русского; «иде на них в мале дружине», — сообщает летописец.

План этого удара исходил из того, что большая часть судов противника, направлявшегося к Ладоге, стояла у берега Невы, что значительная часть войска находилась на судах, так как остановка была временная, и что знатная, рыцарская, наиболее боеспособная часть войска находилась вместе с Биргером на берегу. Согласно плану, конная дружина князя Александра, вероятно, должна была ударить вдоль Ижоры и в центр расположения шведских войск; в то же время «новгородець именем Миша (видимо, из простых людей, так как летописец не приводит его отчества) сий пешь с дружиною своею», конечно, тоже пешей, должен был наступать вдоль Невы и, тесня шведов, уничтожать мостки, соединявшие корабли с сушей, отрезая шведам, опрокинутым неожиданным ударом конницы, и отступление и помощь.

В случае успеха этого плана численное соотношение войск на суше серьёзно улучшалось в пользу русских; двойным ударом вдоль Невы и Ижоры важнейшая часть вражеского войска оказывалась зажатой в углу, образуемом реками; в ходе боя пешая и конная русские рати, соединившись, должны были оттеснить врага к реке и сбросить его в воду.

В шесть часов вечера 15 июля русские войска внезапно обрушились на шведский лагерь. Летописец не оставил описания хода боя, но он сообщил о наиболее выдающихся подвигах русских людей; так, он говорит о центральном эпизоде боя, когда князь Александр, пробившись в центр расположения шведских войск, сразился с Биргером и тяжело ранил его копьём: «возложи [ему] печать на лице острым своим копьем»; тот же «самовидец» сообщает, что один из «молодых» дружинников — Савва — «наихав шатор великий и златоверхый [и] подсече столп шатерный». Падение шатра воодушевило русских воинов: «и полци Александрове видеша падение шатра, и возрадовашася».

Говорит очевидец и об успешных действиях новгородского пешего ополчения, которое, продвигаясь вдоль берега Невы, не только рубило мостки, отбиваясь от шведов с суши и с реки, но даже захватило и уничтожило три шнеки: «наскочи, погуби три корабля».

Конная рать, бившаяся у Ижоры, тоже имела столкновения со шведами, бывшими на судах; так, в частности, дружинник Гаврила Олексич, преследуя бежавших шведского епископа и королевича, ворвался вслед за ними по сходням на корабль: «нашедши на шнеку, и виде королевича, мчаща (т. е. убегающего) под руку», и «изоиха по д[о]ске (по ней же схожаху) до самого корабля и втекоша пред ним в корабль». Произошёл беспримерный бой всадника с противником на судне. Шведам удалось сбросить Гаврилу Олексича в воду («свергоша его с конем со д[о]ске в море»), но он сумел быстро выбраться «и опять наиха и бися крепко с самым воеводою посреде полку их»; им были убиты шведский воевода и епископ.

Бой шёл жестокий, русские воины были «страшны в ярости мужества своего», а талантливый полководец Александр Ярославич сумел правильно нацелить удар по врагу. Как подчеркнул автор описания, «и бе мужество их с князем крепко».

Автор отметил подвиги ещё нескольких воинов — новгородца Сбыслава Якуновича, который «наихавше многажды бияшеся единым топором, не имея страха в сердце и паде неколико от рукы его»; ловчего княжеского полоцкого уроженца Якова, который «наихав на полк (шведский) с мечем, мужествовав много, и похвали его князь»; слуги княжеского Ратмира, который «бися пешь, и оступиша его мнози (шведы)», он после яростного боя «от многых ран падшю и тако скончася».

Бой, проведённый в стремительном темпе, принёс блестящую победу русскому народу. Бесславно, в панике бежали шведские захватчики: «посрамлени отъидоша... и множество много их паде». Русские воины собрали трупы более знатных рыцарей, «накладше корабля два» и «пустиша и к морю» и «потопишася [они] на море»; прочих же, что навеки остались на русском берегу, «ископавше яму, вметаша [их] в ню бещисла».

План талантливого полководца Александра Ярославича, в сочетании с изумительным геройством и самопожертвованием простых русских воинов, обеспечил быструю и славную победу при наименьших потерях со стороны русских. Новгородцев и ладожан пало около двадцати человек. За умелое руководство боем и личное мужество, проявленное в битве, народ прозвал князя Александра Ярославича «Невским», Это прозвание осталось за ним в истории.

Так геройски сражались мужественные русские люди на крайнем рубеже родной Невы, отстаивая от врага северо-западную Русь, единственно уцелевшую от татарских полчищ, в то время как остальная русская земля дымилась в развалинах городов, сёл и слобод.

Борьба за устье Невы была борьбой всей Руси за сохранение выхода к морю; в форме решительных военных столкновений, как справедливо отметил член-корреспондент Академии наук СССР М.Н. Тихомиров, началась она именно при Александре Невском, и Невская битва была великим её этапом. Потеря берегов Финского залива уже в XIII в. означала бы полную экономическую блокаду Руси, оборвала бы её торговый обмен с другими странами и затруднила бы борьбу русского народа за независимость, за свержение татаро-монгольского ига.

Победа над шведскими захватчиками была, однако, лишь частью великого дела обороны родины. В том же 1240 г. немецкие крестоносцы, собранные из всех крепостей Ливонии, в том числе и из Оденпэ, Дерпта, Феллина, направляемые предателем, князем Ярославом Владимировичем, захватили русскую крепость Изборск. Когда об этом стало известно в Пскове, то местное ополчение, в которое вошли «вси и до души» боеспособные псковичи, выступило против немцев. Однако оно было разбито превосходящими силами противника. В неравном бою пал и княжеский воевода во Пскове Гаврила Гориславич; псковичей крестоносцы «гоняче, много побиша, а инех руками изоимаша».

Немцы, «пригонивше под град (Псков) и зажгоша посад весь, и много зла бысть, и погореша церкви, и честныя иконы и книги, и много сел попустиша» около города. Немецкие войска целую неделю осаждали Псков, однако взять его не смогли. Они и не взяли бы город, который выдержал в своей истории 26 осад и ни разу не открыл ворот врагу, если бы не бояре-изменники. После поражения псковских войск и гибели княжеского воеводы эти бояре-изменники, что «перевет держаче с немци», сперва добились того, что Псков выдал крестоносцам в залог детей «добрых муж», затем некоторое время прошло «без мира», и, наконец, боярин Твердило и другие «подовели» немцев во Псков. Опираясь на немецкий гарнизон, изменник Твердило «сам поча владети Пльсковом с немци». Власть его была только видимостью, а на деле весь государственный аппарат прибрали к рукам немецкие феодалы. Те из бояр, которые не согласились на измену, бежали с жёнами и детьми в Новгород. Изменник Твердило и его сторонники помогали немецким захватчикам, «воюя села новгородская». Таким образом, они продали русскую землю врагу, который нёс русским людям истребление, разорение и ярмо феодального рабства.

Положение было опасное, и меры для обороны нужны были срочные и суровые. Понятно, что князь Александр Ярославич, не рассчитывая на слишком большую помощь из недавно разорённой Владимиро-Суздальской Руси, возложил на новгородское боярство крупные расходы по подготовке к войне, а также, вероятно, после Невской победы постарался упрочить свою власть в республике. Новгородское боярство, ставя интересы своего кошелька выше интересов родины, вступило с князем в конфликт, в результате которого зимой 1240 г. «выиде князь Олександр из Новагорода к отцю в Переяславль с матерью и с женою и со всем дворомь своим, распревся с новгородци».

В начале 1241 г. немцы начали всё чаще вторгаться в новгородские владения. Так, они вместе со вспомогательными отрядами эстов напали на землю води.

Немцы поставили своей целью захватить не только землю води, но и ижорян, а также — территорию вдоль Невы и Карелию. Папская курия даже «передала» все эти земли под юрисдикцию эзельского епископа Генриха. В апреле 1241 г. епископ Генрих в свою очередь заключил договор с рыцарями.

Тогда же немцы «учиниша» в Копорском погосте укреплённый город. Летописец, сообщив об этом, продолжает, что «и не то бысть зло, но и Тесов (на реке Оредеж) взяша, и за 30 верст до Новагорода гоняшася; гость (т. е. купцов) биюче». Наконец, немцы стали воевать «семо Лугу и до Сабля», т. е. до Сабельского погоста, что лежал в 40 верстах от Новгорода. В это время, когда в Новгород из всех окрестных сёл и погостов сбегалось спасавшееся от немцев население, здесь вспыхнуло народное движение, поддерживавшее сторонников союза с владимиро-суздальскими князьями. Новгородские горожане, не желавшие в угоду корыстному боярству становиться рабами тевтонов, требовали организовать им отпор.

Новгородское вече отправило послов к Ярославу Всеволодовичу, и он отпустил к ним княжить своего старшего сына Андрея. Но последний не отличался особыми военными талантами и не подходил для столь ответственного дела. Поэтому собравшиеся на вече новгородцы послали к Ярославу Всеволодовичу владыку Спиридона «с мужи» просить к себе Александра Ярославича. В это время немцы, собрав полки, а также какие-то отряды из эстов и литовцев, продвигались вперёд. Они «поимаша по Луге вси кони и скот, и нельзе бяше орати по селом и нечимь»: Об этом сообщили послы Ярославу и он «вда... сына своего Александра опять». Любопытно, что вторжение ливонских крестоносцев в новгородские земли происходило в то время, когда их собратья — тевтоны Прусского ордена — терпели поражение от татаро-монголов при Лигнице.

Приезду мужественного князя «ради быша новгородци». В том же году князь Александр, собрав войско из новгородцев, ладожан, карел и ижорян, выступил против немцев и неожиданным ударом выбил их из Копорья: «князь же Олександр изыде на ня воскоре и изверже град из основания, а самех избиша, а ови с собой поведоша». Тогда же была освобождена от немцев земля води. Захваченных изменников-переветников из числа води и эстов, перешедших на службу к немецким феодалам, князь приказал казнить.

Решительные действия Александра Ярославича и мужество русских и союзных им полков принесли первый успех, но главное было впереди. Известие о начале успешной войны против немцев вызвало новый взрыв антинемецких движений в земле эстов. В 1241 г. вспыхнуло восстание героических и непокорных эзельцев. Широко подготавливая контрнаступление на немцев, князь Александр Невский обратился за помощью во Владимир, и князь Ярослав Всеволодович отправил ему на помощь свои владимиро-суздальские «низовские» полки, которые и привёл в Новгород Андрей Ярославич.

Со всеми объединёнными силами, которыми тогда располагала Русь, князь Александр Ярославич вступил в землю эстов; от действий его войска зависела судьба Русской земли. Начав наступление на землю эстов, князь Александр вдруг свернул ко Пскову и неожиданно, «изгоном» освободил от немцев и предателей-бояр этот древний русский город. Пленных немцев и эстов князь «сковав поточи» в Новгород, а псковские переветники-предатели, вероятно, разделили судьбу копорцев. Освободив Псков, Александр Ярославич опять повёл своё войско в землю эстов, дав право войску воевать «в зажития», т. е. нанося максимальный ущерб врагу.

Когда князь с войском находился на западном берегу Чудского озера, то здесь в районе селения Хаммаст русский дозорный отряд, предводимый братом новгородского посадника Домашем Твердиславичем и одним из «низовских» (тверских) воевод Кербетом, разведал основную массу немецких войск, завязал с ними бой и был разбит, при этом немцы убили «мужа честна» Домаша «и инех с ним, а инех руками изоимаша», остальные же «к князю прибегоша в полк». Таким образом приближалась решительная битва, которой искал князь и о которой с тревогой и надеждой думал народ и в Новгороде, и во Пскове, и в Ладоге, и в Олонце, и в Твери, и во Владимире.

Князь Александр отступил на лёд Чудского озера. Чтобы понять этот шаг выдающегося полководца, необходимо сказать несколько слов о военной организации ордена крестоносцев.

В средние века в Западной Европе ядро армии состояло из феодалов-рыцарей, которые сражались каждый в одиночку и в любой момент из страха или в погоне за добычей могли оставить поле боя. С этим безуспешно пытались бороться; так во время первого крестового похода было установлено резать носы и уши тем, кто до полной победы бросится грабить. Но эти меры не помогли. Крестовые походы достаточно ясно обнаружили слабость рыцарских армий, а нужда в постоянном войске привела к созданию рыцарских орденов.

Орден являлся более или менее стройной военной организацией, с обязательным подчинением командирам, с известной дисциплиной и т. п. Вступая в орден, каждый рыцарь давал обет беспрекословного послушания. Уставы всех трёх орденов того времени — тевтонов, темплиеров и иоаннитов — тщательно регламентировали поведение рыцарей в походе и в бою; орденские заправилы слишком хорошо знали своих «братьев», которые и в составе ордена мало чем отличались от разбойников. Организаторам Тевтонского ордена удалось создать по тому времени достаточно дисциплинированное, отлично вооружённое войско, которое в бою применяло специальный строй — клин, или, как его называют наши летописи, «свинью». Германцы издавна знали этот строй. По словам одного римского историка, так сражались варвары; описывая одну битву, он говорит, что отряды варваров напали, «выражаясь грубо, по-солдатски, строем, похожим по внешней форме на голову кабана».

Крестоносцы, таким образом, лишь использовали древний строй. По описаниям, «свинья» имела следующий вид: в первый ряд становились три-пять конных рыцарей; во вторую шеренгу вставали уже пять-семь рыцарей, таким образом фланги второй шеренги увеличивались на два человека, и т. д.; таких постепенно увеличивающихся рядов могло быть до десяти, а всего рыцарей могло насчитываться до полутораста. Этот треугольник (вернее, трапеция) и был «свиньёй», остальные рыцари строились колонной, имевшей ширину последней шеренги «свиньи».

Во главе «свиньи» обычно вставали командоры и наиболее известные рыцари; здесь же, под охраной, везли знамёна. Пока реет знамя, предписывал устав, никто из «братьев» не имел права бежать с поля битвы. На случай, если неприятель свалит знамя, имелось запасное, которое немедленно водружали, дабы «братья» не спешили обратиться в бегство.

Пешими в бой шли оруженосцы, слуги, кнехты, представители покорённых народов. Главная цель пехоты состояла в том, чтобы помогать рыцарям тогда, когда конная атака рыцарей разбивала строй центрального полка противника.

Первыми в бой вступали рыцари, а пехота стояла под отдельными знамёнами. Если в бой вводили и пехоту, что, по-видимому, имело место в Чудской битве, то её строй замыкал ряд рыцарей, ибо пехота отмеченного выше состава была не слишком надёжна.

Число колонн могло быть различно; при Аскалоне, например (1099), против египтян шло девять колонн. Задача клина сводилась не к тому чтобы разрезать войска противника, а к раздроблению его центральной, наиболее сильной части и последующему охвату и разгрому его флангов. Если удар был неудачен, то колонна, сохраняя свой строй, превращалась в карре. Понятно, что, применяя такое построение, немецкие крестоносцы наносили поражения разрозненным отрядам ливов, лэттов, эстов... Но русские, а позднее и литовцы, нашли средства борьбы с закованной в панцыри «свиньёй».

Блестящим тому примером является битва на льду Чудского озера. Обычно русские войска в бою имели сильный центр, где стоял большой полк («чело»), и два менее сильных фланга, где были полки правой и левой руки. Такой строй находим мы и в позднейших Раковорской (1268) и Куликовской (1380) бит вах. Это построение, однако, не было наилучшим в борьбе с крестоносной «свиньёй». Александр Невский смело сломал сложившуюся традицию, изменил тактику русских войск и тем немало способствовал победе. Эта новая тактика и вызвала отступление русских на обширное пространство замёрзшего озера, где легче было решать задуманный тактический манёвр. Как и следовало ожидать, «немцы же и Чудь поидоша на них». Ожидая приближения противника, князь Александр «поставиша полк на Чудьском озере» в районе Узмени, у Вороньего Камня.

5 апреля 1242 г. вся масса немецких войск устремилась на русских, «наехаша на полк немци и Чудь и прошибошася свиньею сквозе полк». Рыцари пробились сквозь русскую рать и считали битву выигранной, когда внезапно были атакованы основными силами русских, сосредоточенными на флангах; и «бысть сеча ту велика немцемь и чуди». С обеих сторон действовали большие массы войск: «бяше бо обоих множество много», но русские сражались за справедливое дело, за родину, они «исполнишася духа ратна, и бяху бо сердца им, акы львом». «Самовидец» битвы рассказывал, что «труск от копий ломлениа и звук от мечного сечения» был такой, что будто «морю померзошю двинутись и не бе видети леду: покрыто об бе все кровию».

Русские люди «кровь свою прольяша» не напрасно, ибо «немци ту падоша, а Чудь (эсты) даша плеща», т. е. бежали. Победа была решительная: русские яростно преследовали врага по льду до Суболичского берега, было убито одних только рыцарей — 400, кроме того, 50 рыцарей русские «руками яша», эстов же «паде бещисла». Пленных крестоносцев со срамом вели в Новгород, как сказано в псковской летописи: «овы изби, а овы связав босы, поведе по леду». Видимо, убегавшие рыцари сбрасывали с себя тяжёлые доспехи и обувь.

«Возвратив же ся Александр со славною победою: бяше бо полона множество в полку его, и ведяху их подле конь, иже именуются божии рыторе (т. е. Ritter — рыцари)». Когда войско приблизилось ко Пскову, то встретил его народ «и перед градом поюще славу князю Александру» и русскому войску.

Победа на Чудском озере — Ледовое побоище — имела огромное значение для всей Руси, для всего русского и связанных с ним народов, ибо эта победа спасла народы от немецкого феодально-крепостного рабства. Значение этой победы ещё шире, она имеет международный характер. Не случайно К. Маркс высоко оценил эту битву, выделив её в «Хронологических выписках» из массы исторического материала: «Александр Невский выступает против немецких рыцарей, разбивает их на льду Чудского озера, так что прохвосты... были окончательно отброшены от русской границы».3 Этой крупнейшей битвой того времени впервые в международной истории был положен предел немецкому грабительскому продвижению на восток, которое немецкие правители непрерывно вели в течение нескольких столетий; не удалось крестоносным грабителям «укорить словенский язык ниже собе».

Автор «Жития» князя Александра правильно отметил, что с этой поры «нача слыти имя Александрово по всем странам: и до моря Хупожьского (Каспийского), и до гор Аравитьскых и об ону страну моря Варяжского (Балтийского), и до самого Рима». Ледовое побоище сыграло решающую роль в борьбе литовского народа за независимость, оно отразилось и на положении других народов Прибалтики.

В том же 1242 г. на борьбу против крестоносцев вновь поднялись народы Литвы и Поморья. В Куронии, где немцы успели продвинуться после поражения у Шавлей, построив и заняв ряд замков (Гольдинген, Амботен, Виндава, Ангермюнде и др,), создавая угрозу южным землям литовских жмудин, произошло восстание. Куроны призвали на помощь великого князя Миндовга, «богатого короля литовцев», как именует его немецкая рифмованная хроника. Миндовг прибыл с тридцатитысячным войском и развернул операции в районе Амботена. По словам немецкого хрониста, он «очень ненавидел крестоносцев», и война затянулась надолго.

В том же 1242 г. поморский славянский князь Святополк, женатый на сестре галицко-волынского князя Даниила Романовича, решительно порвал былое соглашение с прусскими крестоносцами и, вторгшись в их владения, возглавил восстание пруссов; помощь Святополку оказал Миндовг. Немецкий хронист Пётр Дюсбург именует Святополка «сыном греха и погибели» и говорит, что в то время «вся почти Пруссия была окрашена, христианской (т. е. немецкой) кровью». Святополк опустошил Хельминскую землю и нанёс прусским рыцарям страшное поражение у Рейзенского озера.

Так решающий удар, нанесённый крестоносцам русскими войсками, отозвался во всей Прибалтике, потрясая до основания и Ливонский и Прусский ордена. Только вмешательство немецких правителей, папской курии, а также отсутствие единства среди славянских князей, спасли немецких захватчиков от полного разгрома; к 1253 г. восстание было свирепо подавлено, и тогда же прусские крестоносцы основали на побережье крепость Кёнигсберг, закрыв устье р. Прегель.

Что касается ливонских рыцарей, то в 1243 г. они «прислаша [послов] с поклоном» в Новгород. Послы заявили: «что есмы зашли Водь, Лугу, Пльсков, Лотыголу мечем, того ся всего отступаем, а что есмы изоимали мужий ваших, а теми ся розменим: мы ваши пустим, а вы наши пустите». На этих условиях новгородское правительство в 1243 г. «умиришася» с Ливонским орденом.

Мирный договор был подписан в 1243 г. «без князя» Александра. Он в это время находился во Владимиро-Суздальской Руси, замещая отца, которого в ту пору вызвали в Сарай, в ханскую ставку. Отношения с татаро-монголами становились к этому времени делом первостепенной важности.

Примечания

1. Что ярлом был не Биргер, а Ульф Фаси, нам указано И.П. Шаскольским, за что приносим ему благодарность.

2. Схемы Невской битвы и Ледового побоища даются по эскизу автора.

3. Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, т. V, М. 1938, стр. 344.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика