Александр Невский
 

на правах рекламы

• По хорошей цене дом из бруса для всех клиентов.

Ю.К. Бегунов. «Житие Александра Невского в русской литературе XIII—XVIII веков»

Герой Невской и Ледовой битв князь Новгородский Александр Ярославич, второй сын великого князя Владимирского и князя Переяславского Ярослава Всеволодовича, внук Всеволода Большое Гнездо, правнук Юрия Долгорукого, навечно вошел в отечественную историю как организатор сильного государства на Северо-Востоке Руси. Выдающийся полководец и тонкий дипломат, он вел политику умиротворения и сдерживания татаро-монголов,1 которую передал своим потомкам — московским князьям от Даниила Александровича до Ивана Калиты и Димитрия Донского. Сохранение русского рода и Русской земли было конечной целью его политики. За это его безмерно почитал народ, а Бог прославил угодника своего необыкновенной святостью. Когда князь Александр умер, его кончина была воспринята современниками как тяжелейшая утрата для всей Русской земли. «Заиде солнце земли Суждольской!», — воскликнул митрополит владимирский Кирилл, и вслед за ним люди горестно запричитали: «Уже погыбаем!».2

В русскую литературу князь Александр вошел как национальный герой. Недаром первое о нем произведение — Житие — переписывалось весьма часто и было предметом многих литературных переработок. Русская церковь также относилась к имени Невского героя с большим благоговением и старалась окружить его ореолом святости и приписать ему качества идеального христианского святого. Так, в стенах Владимирского Рождественского монастыря, где он был похоронен, первоначально возникла, со слов митрополита Кирилла и эконома Севастьяна, легенда о чуде с духовной грамотой, совершившемся при погребении тела 23 ноября 1263 г. А в начале 1280-х годов один из монахов этого же монастыря составил Первую редакцию его Жития. Написанное в духе житий светских властителей (например, Vita Constantini Евсевия Памфила) и под влиянием галицкой литературной школы воинских повестей, Житие Невского героя состояло из монашеского предисловия и десятка отдельных эпизодов из жизни князя, носивших характер свидетельств «самовидцев»; в конце был приписан плач по умершему, включая описание погребения тела во Владимире и посмертного чуда с духовной грамотой. Последний эпизод свидетельствовал о его безусловной святости, в то время как весь текст говорил о нравственной чистоте и высоте духовного подвига героя.

В последующие столетия русской истории в Связи с возраставшей популярностью Александра Невского как заступника Русской земли и основателя династии — московской ветви Рюриковичей — были предприняты дальнейшие шаги по мифологизации его личности и оцерковливанию всех его поступков. После открытия его мощей при митрополите Киприане (весна 1381 г.) и особенно после общерусской канонизации в 1547 г. почитание этого князя как святого распространилось повсеместно, при этом текст Первой редакции Жития неоднократно переделывался, дополнялся, изменялся; иногда менялся стиль всего повествования, отдаляясь от стиля воинской повести и приближаясь к каноническому, житийному, иногда изменялись композиция, стиль и почти всегда — идеи произведения.

Так, например, Вторая редакция Жития (новгородско-московская), 30—50-х годов XV в., приспособила текст Жития для летописи;3 Третья, новгородская, второй половины XV в., — для кратких чтений проложного типа; Четвертая, московская, 20-х годов XVI в., — для Никоновской летописи; Пятая, владимирская, может быть, инока Рождественского монастыря Михаила, 1549—1550 гг., — для Великих Четьих-Миней митрополита Макария; Шестая, псковская, инока Саввина Крыпецкого монастыря Василия-Варлаама (В.М. Тучкова) — тоже для Четьих-Миней; Седьмая, московская, 1563 г., книжников митрополита Андрея-Афанасия, — для Степенной книги; Восьмая, новгородская, третьей четверти XVI в., — для одного сборника; Девятая, конца XVI в., — для новой редакции Пролога; Десятая, владимирская, 1591 г., самая обширная, митрополита вологодского Ионы Думина — для всеобщего чтения. По России распространилось большое количество литературных произведений о Невском герое в списках в том жанре агиографии, который являл нам образец великорусского витийственного красноречия в духе школы «плетения и изветия словес».

Внимание к Александру Невскому со стороны правительственных кругов Москвы значительно усиливается, и почитание героя Невской и Ледовой битв окончательно становится национальным и общегосударственным. В XVII в. первые цари из новой династии Романовых также проявляли чрезвычайную заботу об увековечивании его памяти: патриарх Филарет приказал построить первый собор в честь святого над Тайницкими воротами Московского Кремля (около 1630 г.), несколько раньше создается великолепная икона «Александр Невский с деянием», ежегодными стали крестные ходы в день его церковной памяти 23 ноября. Литературная работа значительно усиливается: возникают редакции с Одиннадцатой по Пятнадцатую (Тита, Викентия, Проложная 1641 г., переделка редакции Ионы Думина). Все они полностью соответствуют поддерживаемой московскими и владимирскими церковными кругами тенденции изображать князя Александра в облике монаха-схимника, подчеркивая его христианские добродетели и посмертные чудеса. Перечень чудес у раки святого в Рождественском монастыре непрестанно увеличивается, вплоть до первого десятилетия XVIII в. Так, например, в списке середины XVIII в. редакции Викентия, присланном в 1772 г. из Владимира в Петербург, имеется добавление четырех чудес, последнее из которых датируется 1706 г.4

Все 15 редакций Жития, а также многочисленные службы, краткие памяти, похвальные слова, летописные сказания о Невском герое достались XVIII в. в наследство от предшествующих столетий.5

Изображение героя, каким был Александр Невский, имело в древнерусской литературе свою специфику.

Говорят, что у героя тысяча лиц. Одно дело герой в истории, другое дело — герой произведений литературы или фольклора. «Герой литературного произведения» — сравнительно поздний термин, появившийся в европейском литературоведении и критике с XVII в.

В эпоху античности и в период раннего Средневековья герои — это выдающиеся личности, защитники или помощники народа, полубожества или сверхлюди, вроде Гильгамеша или Геракла, явившиеся, чтобы спасти или облагодетельствовать человечество. Герои, по Гесиоду, родились в Век богов и героев, когда титаны боролись с богами. В древнейших записанных эпосах человечества («Гильгамеш», Ветхий Завет, «Илиада», «Одиссея», «Энеида») перед нами предстает целая вереница героев, людей огромной силы, неповторимого мужества, выдающихся качеств и способностей, отмеченных к тому же покровительством богов. Ахилл, Эант, Гектор, Одиссей, Эней, Александр Македонский — эталоны героев античности. В германском и славянском эпосах герой — более человек, нежели бог. Он выше законов обыденной жизни и живет ради славы на земле. Потому герой как бы приподнят над категориями земной морали, потому и прославление героя сочетается с попыткой его испытать или даже развенчать поражением на поле битвы. Так обстоит дело при изображении Беовульфа, Валтериуса, Роланда, былинных богатырей Руси Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича, князя Игоря Святославича из «Слова о полку Игореве». Все они, совершив подвиги, в конце концов гибнут, кроме князя Игоря. Последний спасается, так как он, по замыслу автора бессмертного «Слова», уповал на Богородицу, покровительницу Русской земли. Герои эпоса противостоят христианским святым, так как целью последних было лишь «подражание Христу».

Житие Александра Невского: XVI в. Рукопись Рижской Гребенщиковской старообрядческой общины. Ныне — в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии наук

В средневековой литературе изменяется облик эпических героев древности: гибельный изъян сводит на нет все их достоинства — отсутствие ведущих ко спасению христианских добродетелей. Потому и гибнут Беовульф, Бритнот, Роланд, больше верившие в доблесть и мужество, нежели во Христа. Их гибель — это гибель старого языческого мира с его политеизмом. На смену язычеству приходит христианство со своими особыми героями. Истинный герой средневековых литератур соединяет в себе тип старого эпического героя-воина и тип нового героя-святого. По логике вещей, святые — не герои, они лишь примеры или модели совершенной жизни или достойной смерти. Жизнь святого проявляется в чудесах, прижизненных и посмертных, в то время как жизнь героя — в земных делах. Поле битвы святого — духовная нива, а мотивация его поступков отнюдь не героическая, а христианская, в духе десяти заповедей.6 В средневековых литературах было устранено обычное в послевергилиевой литературе противопоставление мудрости героев их силе. Во времена поздней античности и раннего Средневековья в литературы прочно вошел новый топос «fortitudo et sapientia», определивший дальнейшее развитие идеала героя. «Fortitudo» — сила и вооружение героя — принимало в позднесредневековых литературах метафорический вид: вооружение моральными и христианскими добродетелями. «Sapientia» — мудрость героя — принимала метафорический вид «подражания Христу».

Древнерусская литература отчасти заимствует тип своего героя из литератур византийской и древнеболгарской. Первые эпические герои литературы Древней Руси — святая княгиня Ольга, святые князья Владимир, Борис и Глеб, затем Владимир Мономах, Игорь Ольгович, святой Александр Невский, святой Довмонт-Тимофей, Даниил Галицкий. В этих героях было кое-что от прежнего эпического героя, былинного богатыря: сила, смелость, мужество, доблесть. Иногда в образ нового героя вплетались гиперболические черты. Он вырастал в богатыря-исполина, преграждающего путь врагам на Русскую землю, вычерпывающего реки шлемами своих воинов, мечущего огромные тяжести за облака, стреляющего по врагам в отдаленных землях. Такими предстают в произведениях древнерусской литературы Владимир Мономах, Ярослав Осмомысл, Всеволод Большое Гнездо. В целях полной обрисовки героев древнерусские книжники постоянно использовали топос «fortitudo et sapientia», но никогда не обращались к следующему топосу — «armas у letras». Древнерусская литература никогда не знала героя позднего европейского Средневековья, подобного воплощенному в поэмах Боярдо рыцарю Орландо, столь же благородному в любви, как и на поле битвы, воину-ученому, одинаково владевшему пером и мечом.

Древнерусские произведения о героях, принадлежавшие разным жанрам, прославляли их как добрых христиан, превеликих чудотворцев и преподобных. Вся земная деятельность героев, воинская и государственная, изображались не иначе как следствие их веры и внимания к ним Бога.

Все авторы многочисленных житий Александра Невского, пользуясь для типизации известными топосами,7 не стремились изобразить этого князя таким, каким он был в жизни, а конструировали идеальный тип доброго христианина, Божьего угодника, преподобного, который верил во Христа и поэтому побеждал врагов Руси. Обращает на себя внимание иной, по сравнению с литературой Возрождения, принцип построения образа героя: восхождение к прототипу через деконкретизацию, диспропорциональность, итеративность, подобие. Потому автор Первой редакции Жития стремится изобразить не реального человека, а идеализированный тип, персонифицирующий некую отвлеченную идею Мира. Деконкретизация образа шла и за счет использования топосов, и путем приравнивания князя Александра Ярославича к общепризнанным героям минувшего: Иосифу Прекрасному, богатырю Самсону, императору Веспасиану, песнотворцу Давиду, царю Соломону, пророкам Моисею и Иисусу Навину. Это происходило потому, что древнерусский книжник разделял господствовавшие в средние века представления трансцендентальной эстетики, когда предметом искусства объявляется не доступный органам чувств человека быстро меняющийся реальный мир, а вечная и неизменная идея, открывающаяся лишь умственному взору. При этом художественный образ представлялся неким подобием этой идеи Мира и выглядел в глазах древнерусского человека большей реальностью, чем открытый его чувствам мир. Неудивительно поэтому, что венцом творчества художника было не стремление к реалистическому искусству, а создание новых ценностей, отражающих божественный смысл мироздания,8 а в художественном восприятии древнерусского книжника образы действительности превращаются в символы, максимально близкие идее Мира. Потому-то князь Александр Ярославич — это не реальный человеческий характер, а средоточие идеальных качеств, которые проявляются в его деяниях — воинских подвигах и мудром княжении. Вот перечень качеств и достоинств князя словами Первой редакции его Жития: «Князь благъ: в странах — тих, уветливъ, кротокъ, и съмеренъ — по образу Божию есть, не внимая богатьства и не презря кровъ праведничю, сироте и вдовици въ правду судай, милостилюбець, благь домочьдцемь своимъ и вънешнимъ от странъ приходящимь кормитель».9

Помимо четырех главных добродетелей античных героев — 'ανδρεία (мужество), δικαιοσύνη (справедливость), σωφροσύνη (скромность), φρόνησις (мудрость),10 — князь Александр наделяется еще многими христианскими качествами. А следствием этих качеств были поступки героя в Житии, которые воспринимались средневековым читателем не иначе как идеальные поступки идеального человека. Это победы над шведами на Неве (1240), изгнание немцев из новгородских и псковских пределов (1241), победа на льду Чудского озера (1242), наказание литовцев (1247), взятие Юрьева Ливонского его сыном князем Димитрием (1262). Это и гордый ответ послам папы Римского, и дипломатические поездки в Орду, и восстановление разоренной Русской земли после татарских нашествий, и приравненная к мученической кончина, и посмертное чудо с духовной грамотой (1263).

Очень мало исторического оставалось в житийном образе Александра Невского. Из-под пера древнерусского книжника вырастала идея-символ, данная под знаком вечности и охраняемая Провидением. Провиденция была основой «философии истории» русских средних веков. Разум, чувство и воля героя не выделялись, их проявления были строго обусловлены «Божественной волей». «Якоже рече Исайя пророк, — говорит автор Первой редакции Жития, — тако глаголеть Господь: "Князя азъ учиняю, священни бо суть, и азъ вожю я". Воистинну бо без Божия повеления не бе княжение его».11 Князь Александр всегда побеждал врагов, уповая на Бога, ангелов, святую Троицу и святую Софию, святых мучеников Бориса и Глеба. Накануне решающих сражений он молится, упав на колено, проливая слезы, воздевая руки к небу, проявляя смирение и скромность: «Бе бо иереелюбець и мьнихолюбець, и нищая любя. Митрополита же и епископы чтяше и послушааше их, аки самого Христа».12 Потому «распространи же Богъ землю его богатьствомъ и славою, и удолъжи Богъ лет ему».13 Так награждает Провидение праведников. А грешников и отступников наказывает. Если люди много грешат и не хотят каяться, отступают от веры, совершают богопротивные дела, то Бог насылает на них голод, болезни, пожар, наводнение, засуху, нашествие врагов; бывает и так, что всю страну Бог казнит за грехи ее правителей, за княжеские преступления. Эти объяснения — краеугольный камень средневековой «философии истории». Неизбежным теперь становится вывод о той ничтожной роли, которая уделялась в этой «философии истории» личности; ведь всем в мире руководит Провидение! Древнерусская литература (жития и повести) и историография (летописи, хронографы, Степенная книга), запечатлевшие образ Александра Невского, как бы застыли в своей индифферентности к подлинному историзму. На протяжении четырех столетий этот образ служил примером духовного и нравственного подвига в церковном мифе о нем: иногда его мощи «творили чудеса», исцеляя больных, зажигая свечи в церкви, иногда он незримо помогал русским воинам на поле брани, побивая врагов: так было в Куликовской битве 1380 г. и в сражении при Молодех с крымским ханом Девлет-Гиреем в 1572 г. Его внелитературная роль как покровителя Владимирского Рождественского монастыря и правящей династии московских великих князей достаточно известна. Так героическая личность посмертно становится частью того Провидения, которое, по мысли средневековых книжников, вершит судьбы истории и в наибольшей степени соответствует средневековому понятию историзма.

Все древнерусские редакции Жития Александра Невского не только читались в XVIII в., но и часто переписывались, благодаря чему русские читатели многое узнали о князе Александре, чьи авторитет и репутация как святого воителя, покровителя столицы, империи и правящей династии были безупречны.

В начале Века Просвещения Петр Великий возводит почитание Александра Невского в официальный общегосударственный культ, особенно после основания Санкт-Питербурха (1703) и Свято-Троицкого Александро-Невского монастыря (1710). Останки святых мощей князя переносятся из Владимира в Петербург (1723—1724), и день их упокоения на новом месте 30 августа (12 сентября по новому стилю) — день заключения Ништадтского мира — объявляется днем его церковного празднования. Придворный проповедник Гавриил Бужинский написал и издал 16-ю редакцию Жития; в Елизаветинское время возникают новые литературные редакции. Предпоследняя создается в 1797 г. в стенах Александро-Невской лавры и последняя, Двадцатая, старообрядческая — в конце XVIII — начале XIX в.14 В XVIII в. берет свое начало российская историография, которая не прошла мимо попыток создания подробных жизнеописаний Невского героя (Герард Миллер, Федор Туманский, Екатерина II).

На примере истории текста Жития Александра Невского на протяжении шести столетий ясно видно следующее: во-первых, историко-литературное развитие легенды (мифа) об Александре Невском, которая полностью срастается с национальной историей, с самосознанием и самопознанием русского народа; во-вторых, историко-литературное развитие жанра, композиции и стиля агиографического произведения в тот самый период, когда народность великороссов превращалась в мощную свободолюбивую нацию. В этой связи образ святого благоверного князя Александра Невского полностью отвечал Русской идее, всегда прекрасной в своем развитии.

Стемма взаимоотношения редакций жития Александра Невского

Сущность движения Русской идеи могла бы быть выражена в двух словах: во-первых, это глубокая и высокая нравственность русских, преданных своим Роду, Очагу и своей Земле; во-вторых, это не менее высокий уровень утопичности идеи национального спасения, заключающейся в вере в древнерусскую государственность — Царство Московское — и в государство нового времени — Империю Российскую, основателем которой был Петр Великий.

Видный мыслитель и первый философ России первой трети XVIII в. Феофан Прокопович в «Слове в день святаго благовернаго князя Александра Невского» на вопрос, как спастись русскому человеку, уверенно отвечает: 1) «от разума естественнаго», 2) «от Священного Писания», 3) «от дел ныне празднуемого угодника Божия», т. е. святого Александра Невского.15

Такой государь, как князь Александр, по мысли проповедника, служит примером для нынешнего государя Петра I: «А егда тако о должностех наших поучаемся и ставим в образ того святаго Александра Невского, — заключает Феофан Прокопович, — видим другий образ — живое зерцало тебе Александров не токмо в державе, но и в деле, наследниче Богом данный монархо наш».16

Так древнерусская нравственность кладет начало российскому историзму — «исторической памяти» — в политике и культуре.

Великая одухотворяющая Идея добра, противостоящая Царству зла — вот главная идея жизнеописаний Невского героя на протяжении шести веков, в которых его образ раскрывается через искусно организованную художественную словесную ткань.

Подробное конкретное изучение текстов более чем двадцати редакций Жития по 500 рукописям — это наша следующая задача.

Примечания

1. Бегунов Ю.К. Запад и Восток Александра Невского // Кавалер: 750-летию Невской битвы посвящается. Приложение к газете «Невский проспект». Л., 1990. Июль. С. 7.

2. Бегунов Ю.К. Памятник русской литературы XIII века «Слово о погибели Русской земли». М.; Л., 1965. С. 194.

3. Вторая редакция сохранилась в трех видах (или подредакциях): НIЛ младшего извода, СIЛ и Лихачевском списке.

4. Ркп. ГПБ, собрание С.-Петербургской Духовной академии, № 273, л. 39 об., 41 об. — 42 об.

5. О Житии Александра Невского см. научную литературу: Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871. С. 65—71, 238—242, 251—258, 312—313; Мансикка В. Житие Александра Невского: Разбор редакций и тексты // ПДПиИ. СПб., 1913. Т. 180; Бугославский С.А. К вопросу о первоначальном тексте Жития великого князя Александра Невского // ИОРЯС. 1914. Т. 19. Кн. 1. С. 261—290; Серебрянский Н.И. Древнерусские княжеские жития. М., 1915; Орлов А.С. Александр Невский в средневековой литературе // Вестник АН СССР. М., 1942. № 4. С. 72—79; Комарович В.Л. Повесть об Александре Невском // История русской литературы. М.; Л., 1945. Т. 2. Ч. 1. С. 50—56; Лихачев Д.С. Галицкая литературная традиция в Житии Александра Невского // ТОДРЛ. 1947. Т. 5. С. 49—52; Малышев В.И. Житие Александра Невского (по рукописи середины XVI в. Гребенщиковской старообрядческой общины в г. Риге) // Там же. С. 188—193; Еремин И.П. Житие Александра Невского // Художественная проза Киевской Руси XI—XIII веков / Сост., пер. и примеч. И.П. Еремина и Д.С. Лихачева. Вступ. ст. Д.С. Лихачева. М., 1957. С. 254—358; Philipp W. 1) Über das Verhältnis des «Slovo о pogibeli Russkoj zemli» zum «Žitie Aleksandra Nevskogo» // Forschungen zur osteuropäischen Geschichte. Berlin, 1957. Bd 5. S. 7—37; 2) Heiligkeit und Herrschaft in der Vita Aleksandr Nevskijs // Ibid. 1973. Bd 18. S. 55—72; Азбелев С.Н. Светская обработка Жития Александра Невского // ТОДРЛ. 1958. Т. 14. С. 147—153; Водовозов Н.В. Русская воинская повесть XIII века // Ученые записки МГПИ им. В.П. Потемкина. Т. 87. Кафедра русской литературы. Вып. 7. М., 1958. С. 180; Бегунов Ю.К. 1) Житие Александра Невского в составе Новгородской 1-й и Софийской 1-й летописей // Новгородский исторический сборник. Новгород, 1959. Вып. 9. С. 229—238; 2) К вопросу об изучении Жития Александра Невского // ТОДРЛ. 1961. Т. 17. С. 248—357; 3) Памятник русской литературы XIII века...; 4) Житие Александра Невского в станковой живописи начала XVII в. // ТОДРЛ. 1966. Т. 22. С. 311—326; 5) Кирилло-Белозерские отрывки Жития Александра Невского // Там же. 1969. Т. 24. С. 105—107; 6) Utwory literackie о Aleksandrze Newskim w składzie latopisów ruskich // SO. 1969. Rocz. 18. N 3. S. 293—309; 7) Александр Невский: человек и миф (к 750-летию со дня рождения) // Наука и религия. М., 1970. № 5. С. 52—57; 8) Die Vita des Fürsten Aleksandr Nevskij in der Novgoroder Literatur des 15. Jahrhunderts // ZS. 1971. Bd 16. H. 1. S. 88—109; 9) Когда Житие Александра Невского вошло в состав Лаврентьевской летописи? // WS. 1971. Jhrg 16. H. 1. S. 111—120; 10) Александр Невский в псковской литературе XV—XVI вв. // ZS. 1976. Bd 21, Н. 3. S. 311—318; 11) Житие Александра Невского в сборнике из собрания Н.П. Лихачева // ТОДРЛ. 1976. Т. 30. С. 60—72; 12) Die altrussischen Quellen zu Pelgusij-Filipp, dem Stammvater der pelkonen // Forschungen zur osteuropäischen Geschichte. Berlin, 1981. Bd 28. S. 7—16, 5 Abb.; то же: Древнерусские источники об ижорце Пелгусии-Филиппе, участнике Невской битвы 1240 г. // Древнейшие государства на территории СССР: Материалы и исследования. 1982 г. М., 1984. С. 76—85; Рогов А.И. Александр Невский и борьба русского народа с немецкой феодальной агрессией в древнерусской письменности и искусстве // «Дранг нах Остен» и историческое развитие стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы. М., 1967. С. 32—58; Колотилова С.И. Русские источники XIII века об Александре Невском // Ученые записки ЛГПИ им А.И. Герцена. Т. 502: Исторические науки. Псков, 1971. С. 99—167; Пашуто В.Т. 1) Александр Невский. М., 1974 (Серия «Жизнь замечательных людей»); 2-е изд.: М., 1977; 2) К спорам о достоверности Жития // История СССР. М., 1974. № 6. С. 208—209; Виноградов В.В. О стиле «Жития великого князя Александра Ярославича Невского» // ВЯ. 1976. № 1. С. 21—36; Lammich M. Fürstenbiographien des 13. Jahrhunderts in dem russischen Chroniken. Köln, 1979; Пятнов П.В. К вопросу о жанровом своеобразии «Жития Александра Невского» // Вестник МГУ. Филология. М., 1979. № 1. С. 33—41; Дмитриев Л.А. Повесть о Житии Александра Невского // История русской литературы X—XVII вв. М., 1980. С. 173—177; 2-е изд.: М., 1985; Охотникова В.И. 1) Повесть о Довмонте и княжеские жизнеописания // Источниковедение литературы Древней Руси. Л., 1980. С. 115—128; 2) Повесть о житии Александра Невского // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1: (XI — первая половина XIV в.) / Отв. ред. Д.С. Лихачев. Л., 1987. С. 354—363; Галко В.И. 1) Некоторые источниковедческие аспекты Жития Александра Невского // Материалы XX Всесоюзной научной студенческой конференции: Филология. Новосибирск, 1985. С. 61—65; 2) Повесть о житии и храбрости князя Александра Невского // Древнерусские письменные источники: Информационные материалы к совещанию АН СССР / Институт истории СССР. М., 1988. С. 17—20.

Из всех перечисленных работ возражения вызывают работы В.И. Охотниковой, изобилующие неточностями, ошибками и текстологическими натяжками. Так, например, редакций житий Александра Невского не 9, а не менее 20; Особая (Третья) редакция зависит от СIЛ и, следовательно, не могла появиться в конце XIV или начале XV в.; Лихачевский список и СIЛ—не редакции, а виды Второй редакции. За пределами внимания исследовательницы остались многие вопросы текстологии, поэтики и стилистики житий; нет оценки редакций в системе эволюции агиографического стиля и в сложении легенды о Невском герое; неправильно решен вопрос о взаимоотношении житий Александра Невского и Довмонта-Тимофея и т. д.

6. Concepts of the Hero in the Middle Ages and the Renaissance. Papers of the Fourth and Fifth Annual Conferences of the Center for Medieval and Early Renaissance Studies / State University of New York at Binghampton, 2—3 May 1970; 1—2 May 1971 / Ed. by Norman F. Burns and Christopher J. Reagan. Albany, 1975.

7. Ключевский В, О. Древнерусские жития святых...; Čiževs'kyj D. Zur Stilistik der altrussischen Literatur: Topik // Festschrift für Max Vasmer zum 70. Geburtstag am 28 Februar 1956. Wiesbaden, 1956. S. 105—112.

8. Каждан А.П. Византийская культура. М., 1963. С. 158. Ср.: Mathew G. Byzantine Aesthetics. London, 1963.

9. Бегунов Ю.К. Памятник русской литературы XIII века... С. 175.

10. Viljamaa T. Studies in Greek Encomiastic Poetry of the Early Byzantine Period. Helsinki, 1968 (Commentationes Humanarum Litterarum; Vol. 42. N 4).

11. Бегунов Ю.К. Памятник русской литературы XIII века... С. 160.

12. там же. С. 176.

13. Там же. С. 175.

14. Бегунов Ю.К. 1) Древнерусские традиции в произведениях первой четверти XVIII века об Александре Невском // ТОДРЛ. 1971. Т. 26. С. 72—84; 2) Aleksandr Nevskij im künsterlichen und geschichtlichen Bewußtsein Rußlands bis zum Beginn der 19. Jahrhundert//Studien und Quellen zur deutsch-russischen und russisch-westeuropäischen Kommunikation / Hrsgb. von Helmut Grasshoff. Berlin, 1986. S. 81 — 127.

15. Слово в день святаго благовернаго князя Александра Невскаго, проповеданное Феофаном, епископом Псковским, в монастыре Александро-Невском при Санкт-Питербурхе 1710 году. СПб., 1720. Л. 9 об.

16. Там же.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика