Александр Невский
 

XV. Столец — не венец

Пока Александр с Андреем ездили в Каракорум столы делить, их брат родной Михаил Хоробрит прискакал из Москвы со своей дружиной во Владимир и, взошед в сени великокняжеские к стрыю своему Святославу Всеволодичу, молвил без околичностей:

— Ну, стрый, пора и честь знать, слазь с великого стола. Буду я великим. Довольно мне Москвой пробавляться.

Смутился старый Святослав от этакой прыти сыновца своего.

— Но, Михаил, сие не нам решать. Батыю.

— Плевал я на Батыя. Русский стол, русским и решать.

— Ну тогда подождем Александра с Андреем из Каракорума.

— Шибко алкаю ждать их, — усмехнулся зло Михаил. — Отца ждали. Дождались?

— Окстись, Михайла. Зачем беду на голову родным братьям зовешь? Молиться за них надо, а ты…

— Пусть попы да монахи молятся. Давай, стрый, давай по-доброму перебирайся в свой Суздаль, не гневи сердца моего. А то знаешь…

Святослав знал сыновца — на руку скор, на меч того пуще. Ну его от греха, уступил стол «по-доброму», тем более что на подворье дружина Михайлова мечами бряцала, норовя драку затеять. Вот уж истинно, не по родителям гридни — по князю.

Ну и славный пир закатил молодой великий князь во дворце, упоил всю дружину свою, всю прислугу. Позвал и Святослава, не забыл старика, посадил рядом и, обнимая его и тиская, говорил растроганно:

— Не обижайся. Я на тебя сердца не держу. Мне великий стол на что нужен-то… Думаешь, для спеси? Нет, старый, я великим быть хочу, чтоб всех на поганых поднять, всех до единого. А Москва — что? Деревня. Я не хочу, как отец вон, царствие ему небесное, да Александр с Андреем, перед погаными поклоны класть. Русь им запродавать. Я с мечом на них, с мечом.

Опьяневший Михаил уже и любил свергнутого Святослава, лез целоваться к нему, гуслярам велел хвалы петь стрыю. А под конец давай у него прощения просить:

— Ты меня прости, старик. Не серчай. Ладно? Я ведь люблю тебя, ты мне заместо отца ныне. Простишь, а?

И заглядывал с мольбой под седые косматые брови стрыя.

— Ладно. Чего уж. Чай, свои. Бог простит.

— Нет, ты, ты прости, Святослав, — продолжал умолять опьяневший Михаил, словно без этого прощения ему жизни не было.

И когда позже все это вспомнил старый Святослав — и глаза умоляющие, и слова горячие, — понял: чуял сыновец смерть свою. Чуял, оттого и прощение вымаливал.

Недолго княжил Михаил во Владимире. Вскоре пришла ведомость из Москвы: литва волости зорит, оборонить их некому.

— Как некому? — вспылил Михаил. — А я на што?!

Да на конь всю дружину и быстро-быстро побежал ратоборствовать. Ускакал Михаил Хоробрит лихим и красивым, воротился в гробу упокоившимся. Нашла сулица его острая, пронырнула меж блях бахтерца и в сердце уклюнула.

Для князя смерть на рати — куда лучше доля. А все же жаль было Святославу сыновца неугомонного, мало пожившего. Вызвал из Ростова епископа Кирилла и велел отпеть, как по чину положено, великого князя Михаила Ярославича. Положили Михаила рядом с отцом Ярославом в Успенском соборе.

Успокоился Владимир-град после похорон и тризны по великому князю, словно зарницей полыхнувшему и погасшему на тревожном небосводе.

Святослав Всеволодич тихо, без шума, опять на великом столе вокняжился, не свою волю, а ханскую исполняя.

Но, видно, так уж у него на роду было написано: уступать молодым. Воротились из татар сыновцы его Александр с Андреем. Едва взглянув на них, Святослав понял: опять прогонят. И все же спросил, беспокойство тая:

— Ну, что в Каракоруме сказали?

— А то, — отвечал с ухмылкой Андрей, — что староват ты для великого стола, стрый. Староват. Меча в руках удержать уж не в силах.

— Это верно, — улыбнулся жалко Святослав и взглянул искательно на Александра. — Ты уж меня не гони, аки пса, Александр Ярославич, проводи с честью. Вишь, я за стол не цепляюсь.

— Этот стол не мне назначен, Святослав Всеволодич, а вон ему, — кивнул Александр на Андрея, уже прошедшего к стольцу и примерявшегося к нему.

— Как?! — искренне удивился Святослав. — Андрея в великие?

— А что? — крикнул от стольца Андрей. — Али я не гож на это?

— Да как сказать, — замялся Святослав, но все же сказал, что думал: — Одначе, у Александра больше прав отчину наследовать. Он старший — не ты.

— Ну, это не тебе столы меж нами делить, старик, — отозвался холодно Андрей. — Ступай в свой Суздаль и сиди мышкой.

— Ты бы полегче со стрыем, — заметил Александр. — Как-никак он старше тебя в три раза.

— А ты не заступайся, — оборвал его неожиданно Андрей. — Не заступайся, когда… — он побледнел от гнева, — … когда великий князь с кем разговаривает.

— Ты великий дурак пока, — сказал сухо Александр и взял Святослава за рукав. — Идем, стрый, пусть его потешится стольцом.

— Не смей! — крикнул Андрей, сильно стукнув ладонью по подлокотнику стольца.

Но Александр даже не оглянулся, ушел и увел Святослава.

— Не смей! — крикнул еще Андрей, когда дверь уже затворилась, и хотел снова ударить ладонью о подлокотник, но, почувствовав, что в первый раз перестарался, зашиб ладонь, — вцепился в нее горячими губами. Пососал ушибленное место. Злые слезы бессилия душили его.

По дороге из Сарая к Владимиру он думал — стоит ему сесть на отцов столец, как все закрутятся, забегают, ревностно исполняя его веления и желания. Все станет так, как при отце. А что получилось?

Сам же брат Александр первым (первым!) нарушил чин. Обозвал дураком и увел без его, Андреева, позволения из сеней князя Святослава.

«Нет, нет, я тебе этого сраму никогда не прощу. Ишь, не понравилось — не ему Владимир отдали. Завтра же велю, чтоб уезжал в свой Новгород, нечего ронять мою честь принародно. Надо было мне не ждать его в Сарае, пока он в Киев ездил. Надо было одному воротиться, вот тогда б по-иному вышло».

Так думал великий князь Андрей, сидя в одиночестве на стольце. Скрипнула дверь, в сени заглянул Зосима — кормилец его, хотел сказать что-то, но не успел рта раскрыть, Андрей закричал на него:

— Ну что пялишься, дурак! Зови бояр, буду думать с ними.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика