Александр Невский
 

Войны и внешняя политика Руси в княжение Ивана III

Став «государем всея Руси», Иван III возглавил дипломатию и вел войны, преследующие общерусские цели.

Можно наметить три основных направления внешней политики Русского государства в конце XV и в начале XVI в. — борьба с татарами, ставящая своей целью освобождение от татарского ига и распространение влияния Москвы на соседнее Казанское ханство, борьба с Орденом за выход в Балтийское море, за «отчины» русских князей в Прибалтике и, наконец, стремление вернуть русские земли, захваченные Польшей и Литвой, старинные «отчины и дедины» «прародителей» Ивана III и восстановить единство Руси в государственных и этнических границах киевских времен.

Как бы ни были эфемерны следы былого подчинения Руси Золотой Орде, но все же без свержения ханского ига невозможно было развитие и укрепление Русского государства.

Некогда сильная и могучая Золотая Орда, несмотря на свои распад и ослабление во второй половине XV в., все же не оставляла притязаний на Москву и пыталась подготовить новое нашествие. Испуганное усилением Руси при Иване Польско-Литовское государство стремится приостановить рост Русского государства, заключив для этого союз с татарами.

Для выяснения основ союза злейших «ворогов» Руси необходимо отметить, что падение Новгорода обеспокоило Польшу, Литву, Ливонский орден и Швецию. Они увидели перед собой не Новгород и Псков, обособленные русские княжества, а силы «всея Руси». Пытаясь предотвратить укрепление Руси, ливонские рыцари нападают на Псков, шведы — на Новгород, а Казимир ищет союза с Золотой Ордой.

Еще в 1471 г. Казимир, желая закрепить за собой Новгород, посылает к хану Золотой Орды Ахмату Кирея Кривого. Как ни старался Кирей Кривой, этот перебежчик и изменник, сменивший Ивана на Казимира, убедить хана в необходимости выступления против Москвы, но Ахмат не смог помочь Литве. Между тем «удалые русские молодцы» — ушкуйники-вятчане напали на Сарай, взяли и разграбили его. Только летом 1472 г. Ахмат вторгся в русские земли и, несмотря на упорное сопротивление, взял и сжег Алексин и вырезал жителей его. На решительное сражение с русскими у татар уже не хватало сил, и когда Иван собрал пятнадцатитысячное войско, Ахмат повернул назад в свои улусы. Между противниками был заключен мир. Иван чувствовал свою силу. Дань он прекратил платить с 1462 г., ограничившись лишь нерегулярно посылаемыми в Орду подарками да содержанием ханских послов, с которыми, кстати сказать, обращались на Руси все хуже и хуже.

Разрыв стал неизбежен. Готовясь к нему заранее, Иван заключил союз с сильнейшим из трех татарских государств — Крымским ханством. Ханом в те времена был Менгли-Гирей. У него с Иваном было два общих врага — Казимир и Ахмат, т. е. Польско-Литовское государство и Золотая Орда.

Сближение между Москвой и Крымом началось еще в 1474 г. Иван дорожил этой дружбой и высоко ставил Менгли-Гирея, которому он «бил челом», а не приказывал, как Казанскому хану, посаженному, как это мы увидим дальше, «из своих рук». Между Крымом и Москвой установились постоянные сношения, и послы Ивана Шеин и Ромодановский годами жили в Крыму. Приходилось привозить подарки крымцам, одаривать ханов, содержать их многочисленное посольство в Москве, но, с другой стороны, не прекращавшаяся борьба внутри самого правящего лагеря в Крыму вынуждала ханов искать помощи, а иногда и приюта в Москве. Подобное положение крымских ханов, в свою очередь, укрепляло позицию Ивана, который, оказывая помощь и давая пристанище неудачливым ханам, естественно, рассчитывал на поддержку и с их стороны. Вынужден был заключить договор с Иваном, прося его о помощи в случае переворота в Орде, и сам могущественный Менгли-Гирей. Так против союза Казимира с Ахматом складывался другой союз — Ивана с Менгли-Гиреем.

В конце 70-х годов XV в., после присоединения Новгорода к Москве, Казимир развернул энергичную деятельность, подстрекая Ахмата начать военные действия против Москвы. Казимира окрыляло еще то обстоятельство, что в начале 1480 г. поднялись против Ивана его братья Андрей и Борис, недовольные разделом вотчинных земель; они обратились к Казимиру с просьбой оказать помощь в борьбе против брата и готовились «отъехать» в Литву, уводя с собой многочисленное воинство. Дружины Бориса и Андрея шли к Новгороду. В самом Новгороде было неспокойно. В начале 1480 г. в Новгороде был открыт заговор. Заговорщики ставили своей целью оторвать Новгород от Москвы. Воспользовался «нестроением» на Руси и сам магистр Ливонского ордена — его войска осадили Псков. Город героически оборонялся.

На Руси грозила развернуться усобица, что было на руку Польше и Литве.

Между тем Менгли-Гирей готовился вторгнуться на Украину, подвластную Казимиру. Последний стал торопить Ахмата, и в 1480 г. Ахмат выступил на Москву. Иван двинул войска навстречу татарам, но Ахмат повернул к реке Угре, со стороны которой Москва была меньше защищена. Москва приготовилась к осаде. Сам Иван, отличавшийся осторожностью, решил оставить Москву, причем жену свою Софью отправил «к морю» (Белому) вместе с княжеской казной. Иван отступил к Кременцу, желая выиграть время, примириться с братьями и укрепить свои позиции.

Только добившись единства Руси, ликвидировав конфликт с братьями, грозивший вылиться в усобицу, тем более опасную для Руси, что орды Ахмата подходили все ближе и ближе к Москве, Иван мог рассчитывать на успех в грядущей битве.

Но среди бояр нашлись люди, настойчиво добивавшиеся от Ивана примирения с Ахматом.

30 сентября Иван въехал в готовящуюся к обороне Москву. Весть о том, что князь в Москве, быстро облетела город. Москвичи обступили князя, требуя от него решительных действий. Ростовский епископ Вассиан обращается к Ивану с призывом «боронити» Русь и вдохновляет его примерами из русской истории, напоминая ему славные дела Владимира Мономаха и Дмитрия Донского. Между тем сын Ивана Иван Иванович уже успел один раз отбросить татар от Угры и на просьбы отца вернуться в Москву ответил отказом. Наконец под давлением горожан и духовенства Иван выступил в поход на татар и присоединился к войскам своего сына. Татары и русские стояли на берегах Угры. Иван III сознательно не переходил в наступление, Ахмат не решался первым перейти реку и вступить в бой. Летописец осуждает некоторых бояр, «людей злых, сребролюбцев, богатых и тучных, предателей христианских, потаковников бусурманских», пытавшихся посеять сомнение в успехе дела. Но Иван был стоек. Он вел с Ахматом бесконечные переговоры, не желая начать военные действия до тех пор, пока к нему не присоединятся войска братьев Андрея и Бориса. Вассиан убеждал Ивана не слушать бояр и «боронить свое отечество».

Подошла осень. Иван приказал отступить к Кременцу, и здесь произошло долгожданное Иваном соединение русских войск. С этого момента татары были уже стратегически разбиты. Наступали холода, а с ними вместе голод и бескормица. Татары были плохо одеты, обносились в походе. Казимир не шел на помощь. Он был занят не только борьбой с крымскими татарами Менгли-Гирея, вторгшимися в Подолию, но и внутренними делами Литвы. В Литве начались усобицы.

«Нестроение» в Литве, о котором говорят источники, было вызвано противодействием русских князей и бояр, тяготевших к Москве. Все русские земли Литвы стремились присоединиться к Руси, что вызывало у Казимира опасения за судьбу Литвы. Уже в 1481 г. это «нестроение» вылилось в заговор князей Федора Бельского, Олельковича и Гольшанского, пытавшихся «отъехать» на Русь, на службу к московскому князю.

11 ноября 1480 г., не получив поддержки от Казимира и узнав о соединении русских войск, хан повернул назад, по дороге разорив окраинные земли своего союзника. Ахмат зазимовал в устьях Северского Донца. 6 января 1481 г. на него напал хан Шибанской (Тюменской) Орды Ивак, разбил золотоордынцев и убил Ахмата. В 1502 г. Менгли-Гирей добил Золотую Орду и выгнал сына Ахмата Шиг-Ахмета. Золотая Орда перестала существовать.

К. Маркс отмечает: «Иван свергнул иго Золотой Орды, не вступив с нею в бой, но вовлекши ее в наступление притворным желанием боя, чем истощил остатки ее жизненных сил и подставил ее под смертельные удары племен одной с нею расы, которых ему удалось превратить в своих союзников. Он погубил одних татар с помощью других татар».1 Иван III, подчеркивает К. Маркс, «освободил Москву от татарского ига не одним сильным ударом, а 20-летним упорным трудом», «он не выбивает неприятеля из крепости, — продолжает К. Маркс, — но искусным маневрированием заставляет его уйти из нее».2

Так пало столетия длившееся на Руси татарское иго.

Падение татарского ига, угнетавшего и унижавшего русский народ, сопровождавшегося систематическим террором, кровопролитием, массовыми убийствами и разорением, имело громадное историческое значение. Русь сбросила с себя «подавляющие ее цепи татарского ига» (К. Маркс), надолго задержавшие экономическое и культурное развитие Русской земли.

В борьбе с Золотой Ордой выросло и окрепло молодое Русское государство.

Падение ига Золотой Орды не сняло вопроса о борьбе Русского государства с татарами. На Востоке росло и усиливалось Казанское ханство.

Казанское ханство состояло из земель ряда народов. В него входили татары, смешавшиеся к тому времени с остатками камских (волжских, или серебряных) болгар, причем татары восприняли относительно высокую болгарскую феодальную культуру. Господствующим классом были татарские феодалы: царевичи, мурзы, карачаи, беги, татарские купечество и духовенство (муллы). Татарская феодальная верхушка эксплуатировала татар-земледельцев и ремесленников. Но огромная территория Казанского ханства (или царства), занимавшая все пространство Среднего Поволжья и бассейна Камы до Уральских гор и реки Яика (Урала), была населена кроме татар башкирами, чувашами, мордвой, мари (черемисами) и удмуртами (вотяками). Среди них также хозяйничала татарская знать, собирая дань, ясак и осуществляя национальное и классовое угнетение. Народы эти стояли на различных ступенях общественного развития. У кочевников-башкир сложилась своя феодальная знать — тарханы и батыри, эксплуатировавшие «тептярей» (кабальных людей). Феодальная верхушка стала возникать и среди других народов Поволжья: мари, удмуртов, чувашей и мордвы.

Казанское царство раздиралось внутренними противоречиями, обусловленными переплетением классового и национального угнетения, ослаблялось в процессе борьбы отдельных феодальных групп, из которых одни тяготели к сильному Крымскому ханству, а другие — к Москве. Этим и пользовался Иван III, обороняясь от казанских татар и готовя поход против них.

В 1467 г. в Казани усилилась «московская группировка», и на ханский престол ею был приглашен «служилый татарский царевич» Касим. Касим немедленно дал об этом знать Ивану III, и в помощь ему вышел из Москвы отряд князя Ивана Оболенского-Стриги. Но пока Касим с Оболенским шли к Казани, там произошел переворот, и новый хан Ибрагим не допустил их в свои земли. Страдавшие от голода и холода русские ратники и татары Касима повернули обратно. На их поход Ибрагим ответил налетом на Галич, но поживиться казанцам не удалось, так как жители были предупреждены и «сели в осаду». Русские, в свою очередь, опустошили в 1468 г. землю мари, разбили татар на берегах Камы, а за это Ибрагим «повоевал» Вятку. Чтобы прекратить постоянные набеги казанских татар и сокрушить энергичного и опасного врага, Иван в 1469 г. предпринимает поход на Казань. К Нижнему Новгороду отовсюду на судах съезжались ратные люди. Шли с севера, с Вяткой земли, шли из Москвы, Костромы, Мурома. Огромное войско собрал Иван под Казанью, но тут сказался рецидив старого феодального сепаратизма.

Не было единства командования, бояре и князья стояли во главе своих отрядов, и хотя выбрали воеводой Руно, но каждый действовал на свой страх и риск. Руно пошел самостоятельно на Казань, хотя это ему было запрещено. Он, правда, пожег посады казанские, но зато этим способствовал разгрому отряда князя ярославского. Под Казанью «молодые» не слушались «старших», один воевода не хотел дожидаться другого и каждый действовал по собственной инициативе. Многие воеводы сидели на месте, но энергично требовали «жалованья». Сказались и результаты этой путаницы и своеволия. Казань только «пожгли», а потеряли Вятку, которая временно была подчинена хану.

«Вести борьбу против феодального хозяйства с помощью войска, которое само было феодальным, в котором солдаты были соединены со своим непосредственным сюзереном более тесной связью, чем с главнокомандующим королевской армии, — это, очевидно, означало вращаться в заколдованном кругу и не быть в состоянии сдвинуться с места», — писал Ф. Энгельс.3

Это сказано по отношению к странам Западной Европы эпохи ликвидации феодальной раздробленности, но мысль Ф. Энгельса может быть вполне применима к Руси времен Ивана III.

Иван III учел урок похода на Казань, проведя соответствующую перестройку командования русским воинством. Это привело к желаемым результатам и в новом походе на Казань, и, как мы уже видели, в битве на Шелони.

Строго организованное, подчиненное единому командованию и действующее по единому плану московское воинство уже было не тем, чем было оно еще год-два назад.

Дабы ликвидировать последствия неудачи под Казанью, под осень 1469 г. Иван организует новый поход вместе со своими братьями Юрием и Андреем. Войска великого князя окружили Казань со всех сторон, и Ибрагим вынужден был заключить мир, подчиниться Ивану, выдать всех пленных и отказаться от Вятки. Несмотря на разгром, Ибрагим не смирился и пытался предпринять в 1478 г. налет на Русь, воспользовавшись осложнившейся для Москвы внутренней и международной обстановкой. В ответ московский воевода Образец, вятчане и устюжане опустошили Казанскую землю. Ибрагим снова запросил мира. Вскоре он умер, и между его сыновьями Али и Мухамед-Эмином завязалась борьба, в которой приняли активное участие казанские вельможи. Али, опираясь на ногайских татар, овладел престолом, и Мухамед-Эмин обратился за помощью к Ивану.

Иван, учтя, какие перспективы сулит ему вмешательство в распри казанской феодальной верхушки, немедленно оказал просимую помощь, тем более что с враждовавшей с казанцами крымской Ордой у Москвы был заключен мир, а мать Мухамед-Эмина незадолго до этого вышла замуж за крымского хана Менгли-Гирея. Иван постарался не упустить удобного случая. В апреле 1487 г. рати Даниила Холмского, Семена Ряполовского, Оболенского и других князей-воевод вместе с татарами Мухамед-Эмина двинулись в поход на Казань. Войска плыли на судах, как это обычно было при походах на Казань. Лошадей вели берегом. Казань была окружена и взята. Али был отвезен в ссылку в Вологду; с побежденным казанским ханом Иван поступил, как с опальным русским князем. Он все более и более чувствовал себя хозяином в Казани. Мухамед-Эмин, посаженный Иваном, стал его подручником, слушался во всем и, хотя в документах писался «братом» Ивана, тем не менее был его слугой, испрашивающим на все его разрешения.

Иван III не только «царя Махмета Аминя из своей руки посадил на царство в Казани», но, как указывает Архангелогородский летописец, Мухамед-Эмин «бил челом великому князю» и «назвал великого князя отцом», т. е. признал себя вассалом Ивана. И действительно, как говорит Герберштейн, посол германского императора, посетивший Москву в начале XVI в., московский князь «ставил по своей воле царей в Казани». С Казани Иван взимал даже дань. С этого момента в Казани укрепляется влияние Москвы. На престоле казанском один ставленник Москвы сменяет другого. После Мухамед-Эмина ханом был посаженный также Иваном третий сын Ибрагима Абдул Летиф, затем снова вернулся Мухамед-Эмин. Только в начале XVI в. победили сепаратистские стремления в Казани, и в 1505 г., не получив удовлетворения на свое требование, Мухамед-Эмин «отложился» от Москвы.

Несмотря на возвращение самостоятельности, Казань все же фактически зависела от Москвы. Используя противоречия среди самих татарских феодалов, а также национальные и классовые противоречия среди подчиненных Казани народов, московский князь создавал там свою «московскую партию» главным образом из «казанцев менших», враждебных казанской феодальной аристократии, «крымцам», и таким образом подготовлял подчинение Казани.

В княжение Ивана III было подчинено много народов и племен севера и северо-востока.

Некоторые народы и племена, говорившие на финно-угорских языках, входили в состав Руси еще во времена начала складывания и укрепления Русского государства. В княжение Дмитрия Донского в земле коми-пермяков появились московские рати и действовал знаменитый Стефан Пермский, приобщивший коми к христианству и создавший пермскую письменность.

Но особенно быстрый рост территории Московского государства за счет земель, целиком или в основном заселенных народностями и племенами финно-угорского происхождения, происходил во времена княжения Ивана III. Вместе с Новгородом Иван III присоединил землю карел, Тре, или Терский берег, заселенный «лопью»-саамами (та же «лопь» обитала и южнее, на территории современной Карелии), и Заволочье, Двинскую землю, заселенную русскими и «чудью заволочской» — коми-зырянами. На Вычегде и Печоре Иван присоединил земли новгородских данников — также коми-зырян, у берегов Ледовитого океана, в тундре — «самоядь» (ненцев). Москва устанавливала в этих землях далекого севера и северо-востока порядки, значительно отличавшиеся от старых, новгородских. Москва садилась править прочно, по-хозяйски, посылала своих воевод, ратных людей, дьяков только что родившихся приказов, ставила острожки и монастыри, облагала регулярной данью. Правда, берега Северной Двины очистились от вотчин новгородских бояр, густо усеявших Двинскую землю, и установившиеся здесь порядки способствовали превращению Заволочья в край «черных земель» и «черносошных крестьян», в край вольнолюбивых и мужественных поморов, но зато в других землях под властью Господина Великого Новгорода жилось если не легче, то во всяком случае свободней. Новгородский гость да «удалой молодец» — ушкуйник с давних пор хаживали и в Карелу, и на Тре, и в Югру, и за далекий Камень. Если было возможно и сходило безнаказанно — грабил, обирал, в лучшем случае «имал дань»; если не выходило — вел торг, но засиживаться он не собирался и порядки свои не вводил. Ему было решительно безразлично, поклоняется ли его «смерд» из Югры своему «Юмале» (богу) или молится Христу, говорит на своем или русском языке, придерживается «обычаев отець своих» или заимствует русские. Ему, пришедшему из бойкого торгового Новгорода, нужны были меха да «рыбий зуб», а как и кем они будут добыты и в какой ипостаси выступает перед ним тот, кто поставляет ему в виде дани драгоценного соболя, ему, новгородцу, было совершенно безразлично.

Московские «государевы люди» «садились» на землю прочно, ставили городки и долгой зимней ночью в далеком Пустозерске плели нити, долженствующие навсегда привязать далекий северный край, край суровый, но богатый, к белокаменной Москве. И вслед за ними, а порой и обгоняя их, шла «поземщина» — промысловые люди, «промышлёны», и духовенство, обращая в веру Христову, насаждая обрывки знаний, распространяя письменность, а с ними вместе и свои монастырские земли и угодья. Приходил конец местным порядкам, туземным властям.

В 1472 г. в Пермь ходил воевода Ивана III Федор Пестрый, каравший коми-пермяков за их «неисправление».

Он взял городки Искор, Урос, Чердынь и Почку, разбил пермяков и взял в плен их воеводу Качаима.

Князем пермским был в то время крещеный коми-пермяк Михаил. У реки Колвы Федор Пестрый поставил городок и стал править от имени великого князя Ивана Васильевича и собирать ясак. Все население Перми было обложено ясаком, но управлялось первое время не только московскими воеводами, но и пермскими князьями из числа коми-пермяков. Проходит несколько лет. Московский великий князь начинает «осваивать» Пермь. Пленный пермский князь Михаил был отправлен в Москву. В скором времени (в 1505 г.) был «сведен» в Москву последний князь из пермяков Матвей Михайлович, а в Пермь поехал первый московский наместник Василий Ковер.

Московские воеводы проникают и в древнюю Югру. Обилие мелких «княжеств», по сути дела родов, облегчало московским воеводам покорение земель хантов (остяков) и манси (вогулов).

В 1465 г. устюжанин Сряба «повоевал» Югорскую землю, обложил ее данью и отправил пленных «князцов» в Москву, откуда Иван отпустил их обратно. Прошло два года и снова, на этот раз вятчане, «воюют» вогулов и берут в плен их «князца» Асыку. В ответ в 1481 г. ханты напали на Пермь. Через два года большая московская рать князя Федора Курбского разбила в устье Пелыма хантов, вторглась в Сибирь, откуда пошла Иртышом в Югорскую землю, причем взят был в плен «большой» кодский князь Молдан. Побежденные ханты обязались не нападать на Пермь.

В 1499—1500 гг. был предпринят новый поход. Во главе пятитысячной русской рати шел князь Семен Курбский. На Печоре Курбский построил крепость и двинулся дальше на восток, за Уральские горы. Он «повоевал» 40 городков и взял в плен 58 князьков. Западная Югра была подчинена, и хотя и у хантов, и у манси оставались еще долгое время самостоятельные «князьки», но отныне все население древней Югры должно было платить ясак и не нападать на подданных московского князя.

Огромную роль в подчинении Югры играл пермский владыка — епископ Филофей. Он сносился с князьками хантов и манси, выступал посредником между ними и Иваном III, ходатайствовал за них, убеждал присягнуть московскому князю и постепенно распространял влияние церкви и «государя всея Руси» на всю Югру.

Переход под «высокую руку» великого князя московского сопровождался, с одной стороны, распространением торговли и промыслов на далеком севере, среди народов и племен, которые до сей поры были слабо втянуты в торговлю; освоением промысловым населением, купцами, казаками, крестьянами и монастырским людом обширных, очень слабо заселенных пространств; распространением в некоторых районах земледелия и скотоводства, причем главными колонизационными базами выступали монастыри; приобщением хотя и ничтожной части населения к русской, более высокой культуре, к письменности, причем и в этом отношении огромная роль принадлежала монастырям. С другой стороны, распространение власти «государя всея Руси» на север Восточной Европы сопровождалось установлением систематической эксплуатации северных народов. Вводился ясак и «поминки; в землях Севера, где ранее сидели лишь свои, местные, единоплеменные «князцы», появлялись московские воеводы и наместники; распространялось христианство, причем часто насильственно; возникавшие монастыри, игравшие положительную роль как колонизационные базы и очаги письменности, в то же самое время выступали в качестве верных слуг московского князя и новых феодалов. Так постепенно «прибирали к рукам» Север великий князь и его люди, купечество и духовенство. Таково было положение северных финно-угорских народов, вошедших в состав Русского государства на рубеже XV и XVI вв.

В той части Поволжья, которая к тому времени также уже вошла в состав Руси, жили мордва, мещера и татары. Они также управлялись через своих «князцов» или касимовским татарским царевичем — вассалом московского великого князя, но все они были данниками Москвы.

Так постепенно завоевывались земли нерусских племен и народов и складывающееся во времена Ивана III Русское государство несло уже в себе черты многонационального государства во главе с правящими классами великорусской народности.

Как мы уже указывали, И.В. Сталин подчеркивал, что «интересы обороны от нашествия турок, монголов и других народов Востока»4 заставляли национальности Восточной Европы объединяться в единое централизованное государство еще в эпоху феодализма, до складывания национальностей в нации. Таким образом, Восточная Европа могла избавиться от нашествия со стороны народов Востока, со стороны турок и татар, чье иго, столетиями тяготевшее над русским народом и финно-угорскими народами и племенами Восточной Европы и Западной Сибири, только путем создания централизованного государства, способного исторгнуть народы востока Европы из «кровавого болота монгольского рабства» (К. Маркс). Но создать мощное, централизованное государство на востоке Европы не могли ни саамы, ни ханты, ни манси, ни коми, ни мари, ни удмурты, ни чуваши, ни мордва.

Единственной народностью, которая могла взять на себя инициативу в деле создания могущественного централизованного государства, способного не только удержать напор нашествия извне, со стороны татар и турок, но и сбросить длившееся веками, истощавшее народы Восточной Европы, тормозившее их экономическое, политическое и культурное развитие иго ханов Золотой Орды, была великорусская народность, и только она одна, — носитель наиболее совершенных форм хозяйственной и общественно-политической жизни, более высокой культуры, наиболее многочисленная, могущественная и высокоразвитая из национальностей Восточной Европы. И.В. Сталин указывает: «В России роль объединителя национальностей взяли на себя великороссы, имевшие во главе исторически сложившуюся сильную и организованную дворянскую военную бюрократию».5

В конце XV в. Руси снова угрожало окрепшее и усилившееся при Казимире Польско-Литовское государство.

Ранее Москву от Литвы отделяла целая плеяда мелких русских княжеств, служивших то Литве, то Москве. Теперь порядки изменились. На литовских рубежах стояли московские войска. Но рубежи эти были больше условные, не было никаких естественных границ — гор, больших рек или непроходимых лесов и болот, никаких резких отличий в составе населения. Восточные области Польско-Литовского государства были заселены великороссами, белорусами и украинцами, находившимися под гнетом польско-литовских панов. Эти последние при Казимире захватывают в свои руки управление всем государством. Проводники польских порядков и культуры, польских законов и католицизма, паны ненавидят население Руси, как называли тогда входившие в состав Литвы русские, белорусские и украинские земли. Крестьянство этих земель рассматривалось лишь как объект эксплуатации и грабежа. Великокняжеские государственные земли раздавались польским и литовским панам-католикам, которые строили замки, фольварки,6 окружали себя католической шляхтой, закрепощали русских, украинских и белорусских крестьян, превращая их в «хлопов», заставляли их нести «панщину» (барщину), платить дани, оброки, нести ряд повинностей: сенокосную (толоку), повозную, «серебщизну» и т. д.

Нетерпимость панов и шляхты, их ненависть ко всему русскому, презрение к «хлопам» и их «хлопской» вере и культуре обусловливали невиданный национально-религиозный гнет, тесно переплетавшийся с классовым угнетением.

Особенно тяжелым было положение «руси» в землях, где давно шла полонизация и окатоличивание литовских и русских магнатов. Во времена Казимира угнетение распространилось и на восточную, пограничную с Москвой окраину Польско-Литовского государства, где оставались самостоятельные, вассальные великому князю литовскому русские князья из черниговских князей, потомков Святослава Ярославича, да обруселые православные литовские Гедиминовичи. С ними теперь паны перестают считаться и князей Руси оттесняют на второй план. Теперь не только в народных массах угнетенной Руси начинается брожение — результат острого недовольства хозяйничанием панов. Недовольными оказались русские князья и бояре.7 Если ранее Литва была сильна и к ней тяготели русские земли, которые должны были выбирать между ханом и великим князем литовским, причем обычно второго предпочитали первому, то теперь уже не подпавшая под влияние Польши Литва, а русское Московское государство притягивало к себе забитый и угнетенный панами русский, украинский и белорусский народы.

Надвигалась война, и в грядущем столкновении Москва имела все основания рассчитывать на победу. В Московском государстве подавляющее большинство населения составляли русские, но и в Польско-Литовском большую половину составляли русские, украинцы и белорусы. Москва была централизована и подчинялась единой великокняжеской власти, в Польско-Литовском же государстве власть короля и великого князя была слаба, централизация незначительна, и не только на местах, но и в центре хозяйничали паны.

Военные действия должны были развернуться на территории литовской Руси, население которой явно тяготело к единоверной и общей по культуре Москве. Это наконец понял Казимир и потребовал от пограничных с Москвой русских князей беспрекословного подчинения, чтобы они «земли своей от великого княжества Литовского не отступали». Но было уже поздно.

Опираясь на народные массы, встречая поддержку во всех слоях русского, украинского и белорусского населения литовской Руси, русские князья, Рюриковичи и обруселые Гедиминовичи, обиженные и обойденные польско-литовскими панами, организуют заговоры и «отъезжают» в Москву. Сперва «отъезжал» обычно один из представителей того или иного княжеского рода, но совместность «отчинных» владений, которые надо был делить (так как одна часть «тянула» к Литве, а другая к Москве), вызывала ссоры, стычки, пограничные столкновения. Великий князь литовский не мог защитить своих оставшихся в Литве вассалов, тогда как Иван действовал энергично, помогая своим новым слугам, например в 1473 г., когда он «повоевал» Любутскую волость. Поэтому, поколебавшись немного, «отъезжали» к Ивану и другие родственники. Так, например, за Иваном Белевским последовал Андрей, за Дмитрием Воротынским — Семен и т. д.

Пограничные стычки шли все время, но ни Казимир, ни Иван не решались на объявление войны, довольствуясь лишь дипломатической перепиской. В 1492 г. умер Казимир, и великим князем литовским стал его сын Александр, королем польским другой сын — Ян-Альбрехт. Воспользовавшись разделением Польши, Иван решил действовать. В августе 1492 г. воевода Оболенский отбивает у Литвы Мценск, а Воротынский — Мосальск. Началась война.

Одновременно напал на Литву союзник Ивана, Менгли-Гирей. Александр вынужден был начать переговоры и попытался пойти на хитрость. Литовские послы предложили Ивану выдать одну из его дочерей замуж за Александра. Но в Москве и слышать не хотели о сватовстве, пока не будет заключен мир.

Воеводы Даниил Щеня и Василий Иванович берут Вязьму и приводят ее жителей к присяге московскому князю. Русские войска шли все дальше и дальше в глубь Литвы, отвоевывая старинные русские земли.

Непрерывно в разгаре военных действий «отъезжали» к Ивану русские князья, сдавались один за другим города. Взяты были Серпейск, Мещовск и многочисленные села и волости.

В январе 1493 г. был раскрыт заговор сторонников Литвы в Москве, во главе которого стояли Матвей Поляк и князь Иван Лукомский, которого подослал к Ивану еще Казимир, взяв с него слово, что он убьет или отравит Ивана. Среди заговорщиков был и беглец из Литвы Федор Бельский. Гнездо заговорщиков было ликвидировано. Уничтожив агентов врага в самом центре своего государства, Иван, несмотря на все еще продолжавшиеся переговоры о сватовстве, решительно продолжает военные действия.

Иван вел борьбу за воссоединение Руси, за создание единого Русского государства с включением в его состав всех старинных русских земель, захваченных некогда Литвой и Польшей, — Смоленской, Чернигово-Северской, Киевской, Полоцкой, Пинской, Берестейской, Галицкой и Волынской. Он воевал за Русь в границах киевских времен: от Волги до Галича и Черной Руси, от Мурома до Переяславля, Канева, Черкас и Олешья. И поэтому в 1493 г. посол его, дворянин Загряжский, читая грамоту Ивана Александру, поразил литовцев новым титулом московского князя: в грамоте Иван именовал себя «государем всея Руси», а не «великим князем», как ранее. Иван заявлял, что его «отчина» — «Киев и Волынская земля, и Полоцк и Витебск и иные городы русские многы», ибо «...вся Русская земля, Божию волею, из старины, от наших прародителей, наша отчина».

Эти притязания Ивана были подкреплены силой оружия; поэтому вскоре, в 1494 г., литовские послы заключили мир с Иваном. По мирному договору, к Москве отходили Вязьма, Серпейск, Козельск, Любутск и часть Мезецких княжеств; кроме того, Александр признал Новосильское, Одоевское, Перемышльское, Воротынское и Белевское княжества «тянущими» к Москве. Вскоре состоялось и обручение Александра с дочерью Ивана Еленой. Иван при этом требовал, чтобы Елену не принуждали принимать католичество, построили бы ей православную церковь, а ей самой при отъезде в Литву приказал помогать русским, православным, и ходатайствовать за них перед Александром. Для Александра условия брака были позором. Он даже побоялся признаться римскому папе об условиях женитьбы на Елене. Паны, конечно, встретили этот брак враждебно. Елена жаловалась отцу, что Александр не выполняет условий договора. Действительно, Александр содействовал насильственному внедрению католичества в русских землях. Поьдячий Шестаков писал в 1499 г. из Литвы в Москву: «Между Латинами и нашим христианством стала смута великая... Все наше православное христианство хотят окрестить». Мстя за мир 1494 г., Александр натравливал на Ивана татар, шведов. Правда, его попытки не увенчались успехом. Не «стерпя насилия», русские князья из Литвы все чаще и чаще отъезжали «на Москву».

Иван спешно готовился к новой войне. Собирали отряды пищальников, псковичи составляли ополчение: бобыли шли в пехоту, крестьяне с «десяти сох» давали коня, с «сорока рублев» горожане ставили «коня и воина в доспехах». Собирались «даточные люди» и по другим русским землям, сходились отряды князей и бояр. Решено было ударить на Литву по трем направлениям: на Оку, Сейм, Десну, Сож, на Западную Двину и на верховья Днепра. В мае 1500 г. Иван послал Александру гонца со «складной грамотой», т. е. снимал с себя присягу 1494 г., но «разметной грамоты» он не послал — Иван не воевал с Литвой за литовские земли, а возвращал себе русские, что, по его мнению, его право, добываемое не войной.

В мае же русские войска двинулись в поход. Один за другим освобождались старинные русские города — Мценск, Брянск, Трубчевск, Гомель, Чернигов, Любеч, Новгород-Северский, Стародуб, Путивль, Рыльск, Ра-догощь. В это же время псковские рати освободили Торопец.

Главный удар московское войско наносило в направлении на Дорогобуж и Смоленск. Во главе «большого полка», двигавшегося на Смоленск, стоял воевода московский боярин Юрий Захарьевич. Позднее его сменил в этой роли Даниил Щеня. Юрий Захарьевич вздумал было обидеться, но времена, когда можно было «местничать» в походе, прошли, и грозный окрик Ивана заставил строптивого боярина смиренно возглавить «сторожевой полк», для того чтобы стеречь «государское дело» и отличиться в бою, «малыми людьми» взяв Дорогобуж.

Навстречу прорвавшемуся далеко на запад Юрию Захарьевичу шел с воинством литовским гетман Константин Острожский. Но и к Юрию Захарьевичу вскоре подошли «другие большие воеводы». На берегу реки Ведроши, близ Дорогобужа, на Митьковом поле, литовские рати поджидало русское воинство. Русские передовые отряда перешли реку, инсценировали бегство, литовцы бросились через Ведрошь и тогда русские обрушили свой удар на них. Началась страшная сеча. Русские отряды прорвались вперед, уничтожили мост, наведенный Острожским через реку, а Даниил Щеня бросил в бой «засадный полк». Битва 14 июля 1500 г. закончилась полным разгромом войск Александра. Гетман, князь Константин Острожский, был взят в плен и отвезен в Вологду. 17 июля, день получения Иваном вести о победе при реке Ведроше, был объявлен праздничным днем в Москве.

Русские войска двинулись дальше, громя везде литовцев. Русские бились под Мстиславлем, осаждали Смоленск. Александр прибег тогда к помощи венгерского посла, и тому удалось уговорить Ивана заключить перемирие на шесть лет — от 25 марта 1503 г. до 25 марта 1509 г.

По договору, к Московскому государству отходили Северская Украина и ряд других городов и волостей. Московскими городами стали Чернигов, Гомель, Брянск, Трубчевск, Рыльск, Путивль, Стародуб, Новгород-Северский, Любеч, Почеп, Мосальск, Дорогобуж, Торопец и другие, числом 19. Кроме того, к Руси отходило 70 волостей. Это было важным приобретением для Руси: громадная территория была освобождена от власти польско-литовских панов.

В дальнейшем Александр напоминал Ивану, что, мол, пора вернуть земли, отошедшие по перемирию, о которых он как о своих «вотчинах» очень жалеет. Иван же отвечал, что он также жалеет о своих «вотчинах», находящихся под властью Александра: о Киеве, Смоленске, Волыни и т. д. Мир был очень непрочным. Война должна была возобновиться.

Но не один вопрос об «отчинах» в землях Великого князя Литовского волновал Ивана Васильевича; при нем определилась внешняя политика Русского государства и по отношению к Балтийскому морю. Здесь, по побережью Финского залива и Балтийского моря, тоже лежали «отчины» и «дедины» «государя всея Руси».

С незапамятных времен племена Прибалтики находились в тесных связях с Русью. Еще в начале новой эры славяне, носившие тогда название венедов, соседили с балтийскими племенами. Вместе с русскими племенами, словенами и кривичами, боролись в IX в., на заре русской государственности, с хищными и жадными норманнами-варягами жители Чудской земли — эсты. В образовании древнерусского государства на берегах Волхова, государства, называвшегося у арабов «Славней», центром которого был Новгород, приняли участие не только русские, но и балтийские племена. Во времена Владимира и Ярослава Мудрого часть Прибалтики входила в состав Киевского государства. Христианским именем Ярослава (Юрий) был назван основанный им в чудской земле город Юрьев (Тарту). Заимствования в эстонском языке из русского языка (например, «tapper» — топор, «look» — лук, «obruk» — оброк и т. д.), находки в Эстонии древнерусских монет, украшений, крестов, развалины русских церквей — все это свидетельствует о древности чудско-русских связей.

И дальше, на юге Прибалтики, по нижнему течению Западной Двины, куры, селы, летты, летьгола, ливы издавна соседили с русскими, проникшими на нижнее течение Западной Двины еще задолго до образования древнерусского государства. В латышском языке, так же как и в эстонском, немало заимствований из русского языка (поп, погост, крест, капуста, страда и др.). Русские принесли в Прибалтику христианство, а с ним вместе письменность, начатки более высокой культуры, укрепляли торговые связи Прибалтики с Востоком и Западом, способствуя таким образом экономическому развитию края и росту культуры его населения.

В земле летьголы (латгальцев), леттов (латышей), литовцев возникли русские города и княжества (Герцике, Куконойс) со смешанным населением.

Верховным правителем всех земель по Двине вплоть до моря считался полоцкий князь.

Русские не насаждали силой ни своей религии, ни своих политических учреждений, ни своих порядков и обычаев, не грабили и не угнетали местное население. Поэтому, когда в конце XII в. в Прибалтике появились немецкие рыцари, а в начале следующего столетия сложился разбойничий рыцарский Ливонский орден, русские, ливы, летты и эсты начали совместную борьбу с захватчиками.

Пользуясь своим численным превосходством и тем, что Русь была разорена, опустошена и обескровлена Батыевым нашествием, немецкие рыцари овладели Прибалтикой. И с этого момента вплоть до разгрома Ордена войсками Ивана Грозного фигура закованного в железо «божьего дворянина» — рыцаря-меченосца в белом плаще с вышитым на нем крестом — в представлении эстонца и латыша, латгальца и лива, литовца и русского стала символом грабителя, угнетателя, убийцы. Народы Прибалтики ненавидели своих угнетателей и поработителей, поднимали восстания, обращались за помощью к русским. Так было в 1215—1224 гг., в 1343 г., во время великого восстания эстов против немцев, когда на помощь поднявшимся на борьбу в Юрьеву ночь эстонцам пришли ратники Русской земли.

Эти давние русско-эстонские связи обусловили то, что большие города Чудской земли носят русские названия (Таллинн — Колывань, Тарту — Юрьев, Оденпе — Медвежья Голова, старое городище Таллинна Линданисса — Леденец и т. д.).

Прибалтика была для Руси «окном в Европу» еще задолго до Петра. Здесь пролегал великий путь «из варяг в греки», тут проходили сухопутные, речные и морские пути новгородских и псковских купцов, связывающие Русь с Западной Европой. С конца XV в. изменилось направление основных торговых путей, связывавших Русь с Западной Европой. Падение Новгорода не могло не вызвать изменений в его торговле. Раньше Русь общалась с «заморскими странами» главным образом через Новгород, державший в своих руках северную оконечность великого водного пути «из варяг в греки». Новгородские купцы, равным образом как и «немцы», «готы»8 и другие «гости», приезжавшие «из-за моря», плыли Волховом, Ладожским озером, Невой и выходили в открытое море.

С конца XV в. первенство в торговле с Западом переходит к Пскову, который торгует не через «пристанища» на русском взморье, а через города и порты Ливонского ордена — Нарву, Ревель, Дерпт (Юрьев) и Ригу.

В начале XVI в. эти города, установившие торговые связи с Русью, вступают в период расцвета. Современник этого расцвета Рюссов сообщает, что «в ливонских городах между русскими и ливонскими торговыми людьми шла такая оживленная торговля, особенно в Риге и Ревеле, что трудно было найти лучшую в других землях и городах...»

Положение Ливонии менялось — ее хозяйственный подъем был обусловлен установлением экономических связей с Русью; ее порты становились естественным конечным пунктом русских торговых путей и только этому они и были обязаны своим расцветом.

Русь была заинтересована в прямом выходе к балтийским портам. Это диктовалось не только интересами торговли, необходим был непосредственный контакт со странами Западной Европы. Этому всячески препятствовал Ливонский орден, ибо расцвет городов Ливонии не компенсировал необычайно быстрого роста могущества Руси, смертельно напугавшего алчных захватчиков — ливонских рыцарей.

Естественно, что Русь претендовала на побережье Балтики, на свои земли в Ливонии, на «отчины».

Появление на «немецком» рубеже вместо относительно слабых ратей Новгорода и Пскова воинских сил «государя всея Руси» резко изменило соотношение сил в Прибалтике. В борьбу за господство на Балтике включалось молодое и могущественное Русское государство. Естественно, что Ивану III пришлось вести войны с Ливонским орденом. Немцы непрерывно беспокоили Псков своими разбойничьими налетами. Так, по совету предателей-псковичей Торгоши и Подкурского немцы совершили налет на Псков в 1469 г. Когда через год изменники Торгоша и Подкурский были разоблачены, разъяренные псковичи предали их казни. На помощь псковичам в 1473 г. Иван прислал огромную рать во главе с князем Холмским, и испуганный магистр вынужден был заключить мир с псковичами. Немцы не выполняли условий мира, чинили псковичам всякие убытки, задерживали псковских купцов в своих городах и в 1480 г. внезапно напали на Вышгород и Гдов. Воеводы Ивана и псковичи прогнали их и пожгли окрестности Юрьева. Когда московская рать ушла из Пскова, немцы снова выступили и напали на Изборск. На этот раз Иван выслал двенадцатитысячную рать, которая взяла Феллин и Тарваст и «вывела» массу пленных немцев и «всякого добра».

В 1482 г. немцы снова были вынуждены заключить перемирие на десять лет. Когда срок его стал истекать, Иван, не веря грабителям-рыцарям, в 1492 г. построил против Нарвы каменную крепость Ивангород.

Видя приготовления Ивана, магистр вынужден был продлить мир еще на десять лет, но опять коварным путем нарушил его. В Ревеле (Таллинне) сожгли одного русского купца, причем Ивану стало известно, что ревельцы похвалялись то же сделать и с ним. Иван потребовал у магистра выдачи всего ревельского магистрата. Магистр отказал. Тогда в том же 1493 г. Иван заключил союз с датским королем, который воевал со Швецией. Дания была врагом и Ганзы и просила у Руси помощи в борьбе со Швецией и Ганзой. Русские послы отправились в Копенгаген, заключили договор с Данией, а вслед за тем в 1491 г. Иван арестовал в Новгороде ганзейских купцов и закрыл Ганзейский двор. Орден смолчал, так как был не в силах один бороться с Москвой. Когда же началась война Москвы с Литовским государством, магистр воспользовался этим, заключил союз с Александром и объявил войну Ивану.

В бою у Изборска магистру Платтенбергу благодаря превосходству в артиллерии удалось разбить псковичей и московские рати Василия Шуйского и Даниила Пенко. Орденское войско осадило Изборск, разорило Остров, перебив более 4000 мирных жителей. Но русские скоро оправились от поражения и отряды московского воеводы Оболенского под Гелмедом наголову разбили немцев и гнали их десять верст. Русские били немцев, как говорит летопись, не саблями, а, как свиней, шестоперами,9 и били так основательно, что не осталось даже «вестоноши» (гонца), который бы рассказал магистру о поражении.

Третий бой у озера Смолина, когда против Шуйского и Щени двинулся сам магистр, был также неудачен для немцев. Они вынуждены были отступить. Бои показали, что рыцари способны лишь на погромы, налеты и грабежи. Справиться с Иваном им было не под силу.

В 1503 г. немцы вынуждены были заключить мир. Магистр написал слезное письмо римскому папе, прося его объявить крестовый поход на Русь, но безрезультатно. Пришлось признать даже даннические отношения Ордена к Москве. Юрьев обязался платить дань Москве.10

Немцы притихли и только всячески старались воспрепятствовать проникновению на Русь иноземных купцов, лекарей, оружейников, зодчих, пороходелов, боясь, что это приведет к усилению Руси, которая со временем попытается восстановить свои права на Прибалтику, а их, захватчиков, выгонит вон.

Иван III вел войну и на севере, пытаясь овладеть Финляндией и побережьем Финского залива и изгнать шведов из северо-западных областей, куда некогда ходили новгородские воины и купцы. Заключив союз с Иоанном Датским, Иван III в 1496 г. посылает свои войска в Финляндию. Русские осаждают Выборг, но, несмотря на то что ими были пущены в ход огромные осадные орудия в три сажени длиной, стены шведской крепости выдержали огонь русских пушек. В 1497 г. русские снова вступили в Финляндию, разбили шведов и захватили весь край до Тавастгуса. Русская поморская рать, выйдя из устьев Северной Двины, вошла в Лапландию, завоевав ее до Лименги. Лапландцы (саамы) были приведены в русское подданство. Ответом со стороны шведов был налет Сванта Стура на Ивангород. Шведы взяли и сожгли город, но не смогли удержаться и отступили. Когда Иоанн Датский стал шведским королем, война была прекращена.

Так воевала Русь за свои «отчины и дедины», за свои права, боролась за свою независимость. Но рост международного значения Руси был обусловлен не только успехами русского оружия.

На помощь могущественному русскому воинству приходила искусная русская дипломатия.

При Иване III устанавливаются сношения с рядом государств Запада и Востока. Вместе с ростом могущества Москвы крепнет и ее международное положение. Огромные присоединения и приобретения Ивана сделали Московское княжество одним из крупнейших и сильнейших государств Европы.

В 1486 г. в Москву приехал странствующий рыцарь, силезец Николай Поппель. Пробыв в Москве короткое время, он вернулся в Германию и был принят императором Фридрихом III в 1487 г. в Нюренберге. Император и владетельные князья с удивлением слушали его доклад о далекой «Московии». Узнав о том, что «царь московитов» воюет с Польшей, Фридрих, у которого были с польским королем свои счеты, вновь отправил Поппеля в Москву. Поппель появился здесь в 1489 г. и с места в карьер предложил Ивану союз с императором, обручение одной из его дочерей с племянником императора, баденским маркграфом Альбрехтом, и даже включение «Московии» в состав «Священной Римской империи» путем пожалования Ивану королевского титула. Поппель думал, что Иван будет в восторге от этих предложений и требовал, чтобы ему немедленно показали невесту, но каково же было удивление императорского посла, когда ему ответили: «У нас в земле нет обычая, чтоб прежде дела показывали дочерей»; а о «делах» поговорили в таком тоне, что Поппель был окончательно ошеломлен. Ему ответили от имени Ивана: «Мы Божией милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей... а поставления как прежде мы не хотели ни от кого, так и теперь не хотим». Поппель был так смущен этим ответом, что оставил все разговоры о «поставлении» Ивана и даровании ему королевского титула и начал предлагать княжнам, дочерям Ивана, выгоднейших женихов — курфюрста Саксонского, маркграфа Бранденбургского. Но все попытки Поппеля ни к чему не привели. Характерно, что Витовт всю жизнь свою стремился получить королевский титул, но так и умер «великим князем», а Иван, сам себя назвавший «государем всея Руси», с презрением отверг предложение императора, которое в свое время с радостью было бы принято исконным врагом Руси — литовским великим князем.

Не удалась Поппелю и попытка сосватать дочерей Ивана. В том же 1489 г. Иван отправляет своего посла Юрия Траханиота к Фридриху и его наследнику Максимилиану. Траханиот приехал во Франкфурт и заявил, что подходящим женихом для дочери «государя всея Руси» может быть разве только сам Максимилиан. С этого момента начался обмен посольствами, причем Максимилиан то просил Ивана отправить войска в Польшу, Фландрию и Германию, то принять «под свою высокую руку»... Тевтонский и Ливонский рыцарские ордена.

Последнее посольство, Гартингера, принято было Иваном в 1505 г., и кроме обмена фразами и обещаниями оно ничем не знаменательно. Переговоры ни к чему не привели, так как чересчур далеки были интересы обоих государств.

Еще ранее установились сношения Москвы с Венецией, через которую проезжал посол Ивана III Иван Фрязин. Венецианцы вели изнурительную войну с Турцией, и, узнав о сношениях Москвы с крымцами, венецианский дож попытался использовать русское посольство в своих целях. Дож просил Фрязина взять с собой его посла и указать ему дорогу в Крым. Своему послу дож поручил натравить татар на турок. Фрязин согласился. С ним поехал венецианец Тревизан, но, так как Фрязин сделал это тайно от Ивана, Иван их обоих задержал и потребовал у дожа объяснений. Дож вынужден был извиниться. Тревизан был отпущен в Крым, а посол Ивана Толбузин поехал в Венецию для вызова мастеров на Русь. Русские посольства с той же целью посетили Венецию в 1493 и 1499 гг.

Установились сношения и с молдавским господарем Стефаном Великим, дочь которого Елена была замужем за сыном Ивана Иваном Молодым. Иван III писал, что он находится со Стефаном в «свойстве и одиначестве». И это не были только слова. Когда Молдавии стало угрожать нашествие турок, Иван писал великому князю литовскому о необходимости помочь Молдавии и просил его это сделать, так как за дальностью расстояния он не сможет придти на помощь Стефану.

Когда в 1497 г. польские войска Яна-Альбрехта и литовские войска Александра напали на Молдавию и осадили столицу страны Сучаву, Стефан попросил у Ивана помощи. Иван в резких выражениях потребовал от Александра прекращения военных действий против молдаван. Грамота Ивана, привезенная Лобаном Заболоцким и Волком Курицыным, сделала свое дело — Александр «сам возвратися», а войска Яна-Альбрехта были разгромлены Стефаном в Кузьминском лесу.

Завязались сношения и с Венгрией. Венгерский король Матвей Корвин еще в 1482 г. прислал послов к Ивану, прося его помочь в борьбе против Казимира. Иван принял предложение. Но вскоре королем венгерским и богемским стал брат Александра Литовского Владислав, который в 1501 г. отправил послов в Москву, прося Ивана помириться с Александром. Писал к Ивану и римский папа Александр VI, уговаривая его не ссориться с Александром Литовским в тяжелую минуту наступления турок. Послы Владислава, как мы уже видели, справились со своей задачей и заключили мир с Иваном.

Вынуждена была считаться с Москвой и могущественная Турция, перед которой склонялись в то время сильнейшие государства Европы.

Еще в 1482 г. дьяк Федор Курицын, ездивший к Матвею Корвину, был схвачен в Белгороде турками. Турки вскоре отпустили дьяка и дали ему понять, что султан не прочь завязать сношения с Москвой. К тому времени Крым уже был подчинен Турции; в Крыму же постоянно пребывали русские купцы, ежегодно «гостившие», т. е. торговавшие, в Кафе, Азове и других торговых городах ханства. Но Иван не спешил использовать предложение турок об установлении дипломатических сношений. Только в 1486 г. в своей грамоте крымскому хану Менгли-Гирею Иван III просил его сообщить, какой дружбы с ним ищет турецкий султан. Султан Баязет через Менгли-Гирея повторил свое предложение. И тогда в 1492 г Иван отправил грамоту Баязету, в которой возмущался поведением азовского паши, притеснявшего русских купцов, и в заключение пенял Баязету, что он виноват в отсутствии нормальных сношений между Русью и Турцией. Купцов же русских Иван не пустил ни в Кафу, ни в Азов, заявляя, что «где над нашими гостьми сила чинится, и мы там своих гостей не отпускаем». В ответ Баязет направляет свое посольство в Москву, но Александр Литовский вернул турецкого посла с дороги.

В 1497 г. последовало первое русское посольство в Турцию, которое возглавил Михаил Андреевич Плещеев. Иван приказал Плещееву вести себя с достоинством и вручить султану «список которая сила чинится над государя гостьми в Турецкого землях».

Баязет был обескуражен поведением Плещеева. Русский посол держался гордо, с чувством собственного достоинства, категорически отказывался говорить со второстепенными лицами, отказался принять подарок — халат и деньги.

Последовало и второе посольство из Москвы в Турцию. В 1499 г. с караваном русских купцов, направлявшихся в Кафу, отправился к Баязету посол Алексей Голохвастов, привезший новую султанскую грамоту, подтверждавшую стремление Турции установить прочные связи с Русью. Иван Васильевич не отвергал домогательств Турции, так как интересы торговли, а русские купцы постоянно ездили в Кафу, Азов, Сурож, Константинополь, требовали установления дипломатических связей.

К. Маркс отмечает: «Иван покровительствовал торговле; с этой целью поддерживал в особенности сношения с Азовом и Каффой».11

Но он не обольщался заверениями Баязета в дружбе — воинственная Турция занесла свой кривой ятаган над многими народами Европы.

Эти народы искали помощи у Москвы, у «государя всея Руси». Как мы уже видели, Иван просил литовского князя помочь Молдавии в ее изнурительной и неравной борьбе с турками. По поводу обращения Стефана московский князь писал, что если бы ему не было так далеко, то он сердечно хотел бы помочь Молдавии и «стоять за христианство».

Ищет помощи у единоверной Руси далекая Грузия, рассчитывая на заступничество Ивана перед персидским шахом. В 1492 г. кахетинский царь Александр направляет посольство в Москву, шлет привет из «Иверской земле» и в грамоте к Ивану именует себя «меньшим холопом». Это посольство Александра кладет начало той помощи, которую Россия постоянно оказывает Грузии со времен Ивана Грозного и Федора Ивановича.

Но не одна Грузия искала у Руси помощи в борьбе с «бесерменами» — турками и персами. За помощью к Москве, прося спасти от турок, обращается мангупский (крымский) христианский князек Исаак (Исайка) и таманский (кавказский) правитель Захарий Гуйгурсис.

Уже в этот период Русь начинает играть роль спасителя христианских народов Крыма, Кавказа и Балкан от гнета турецких султанов.

Давние связи с южными славянами не были окончательно прерваны Батыевым нашествием и оттеснением Руси от Черноморского побережья и Дуная. Не только в XIII—XIV вв., но и в XVI в. на Дунае еще оставалось русское население, соседившее с болгарами, молдаванами и валахами, а русские бродники — предшественники казачества — появлялись и в Молдавии, и в Трансильвании, и на Балканах.

В Мачву, у Белграда, сидит русский князь Ростислав, в Болгарии — Яков-Святослав, поддерживавший связи с Русью: «всея русскыя земли благодержавного рода моего, их же отрасли корень аз бых святых отець моих». В Константинополе у церкви Предтечи и на Афоне в Пантелеимоновском монастыре жило много русских. «Царьградская» колония русских была очень многочисленной. На Афоне русские монахи сталкивались с болгарскими, сербскими, греческими. Русские писцы и составители житий Ефрем, Евсевий и Авраамий Русин славились и в Константинополе, и на Афоне, и на Руси.

Русские «книжные» люди не остались безучастны к судьбам своих братьев, подвергшихся нападению и порабощению со стороны турок. Они отметили и битву на Коссовом поле, закончившуюся разгромом сербов и подчинением их султану, и падение Тырнова, положившее начало многовековому угнетению Болгарии.

Болгары и сербы ищут помощи у России. На Россию взирают они с надеждой и гордостью.

Растет культурное влияние Руси на южных славян. Русский хронограф кладется в основу сербского летописания, на литературу Сербии и Болгарии оказывают большое влияние такие произведения древнерусской литературы, как «Слово о Законе и благодати» митрополита Иллариона, «Житие Бориса и Глеба» и др.

Серб Константин Костенчский (начало XV в.) в своем «Сказании о письменах» считает, что в основу славянской письменности в древние времена «добрые и дивные мужи» положили прекраснейший русский язык.

Спасаясь от гнета турок, в Москву приезжают болгарин Киприан (конец XIV в.), русский митрополит, серб Пахомий Логофет (первая половина XV в.), замечательный писатель, серб Лазарь, установивший в Москве часы «с молотом и колоколом» (начало XV в.).

После установления турецкого владычества в странах южных славян еще больше возросла роль «Святой горы» Афона, на который турки не наложили свою тяжкую длань.

Москва берет на себя роль заступника за все угнетенные Турцией православные народы. Еще большую поддержку от государя Руси получает русский Пантелеймоновский монастырь на Афоне. Большой дар получил Пантелеймоновский монастырь от Ивана III в 1497 г. Греческое и южно-славянское духовенство ездит в Москву за «милостыней», за поддержкой, прося заступничества. Константинопольский патриарх, белградский митрополит, представители десятков монастырей Сербии, Болгарии, Македонии, Албании ищут помощи у Москвы, а так как духовенство в те времена у порабощенных болгар и сербов было единственной общественной прослойкой, представлявшей эти порабощенные народы и перед турецким правительством, и вне страны, то, естественно, значение этой помощи со стороны Руси вряд ли возможно переоценить. Со временем эта помощь, эти связи южных славян, греков, православных албанцев выльются в еще большую тягу к Руси, которая станет в их представлении единственной заступницей, единственной могущественной славянской державой, которая освободит их от «султана турского», а усиление России, в свою очередь, даст ей возможность дипломатией и силой оружия заступиться за единоверных и единокровных своих братьев.

При Иване III устанавливаются сношения с рядом государств Востока. Иван отправляет посольство Марка Руфа в Персию, к хану Узун-Гассану, а в 1490 г. принимает в Москве посольство Хорасанского правителя Гуссейна, потомка Тамерлана.

Как мы видели, Иван III вел успешную и самостоятельную внешнюю политику. Попытка римского папы Сикста IV в 1472 г. осторожно прибрать его к рукам путем женитьбы на униатке Зое Палеолог кончилась скандальным провалом папского легата, разбитого и в богословском споре «ученым книжником» Никитой Поповичем, и в дипломатическом состязании московскими дьяками.

Общий итог войнам и внешней политике Русского государства времен Ивана III можно подвести словами Маркса: «В начале своего царствования (1462—1505) Иван III все еще был татарским данником: его власть все еще оспаривалась удельными князьями; Новгород, стоявший во главе русских республик, господствовал на севере России; Польско-Литовское государство стремилось к завоеванию Московии; наконец, Ливонские рыцари еще не сложили оружия. К концу царствования мы видим Ивана III сидящим на вполне независимом троне, об руку с дочерью последнего византийского императора;12 мы видим Казань у его ног, мы видим, как остатки Золотой Орды толпятся у его двора; Новгород и другие русские республики покорны; Литва уменьшилась в своих пределах и ее король является послушным орудием в руках Ивана; ливонские рыцари разбиты. Изумленная Европа, в начале царствования Ивана III едва ли даже подозревавшая о существовании Московии, затиснутой между Литвой и татарами, была ошеломлена внезапным появлением огромной империи на ее восточных границах, и сам султан Баязет, перед которым она трепетала, услышал впервые от московитов надменные речи».13

Примечания

1. K. Marx. Secret diplomatic history of the eighteenth century. P. 83.

2. Ibid. P. 81, 82.

3. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI, ч. I. С. 447.

4. И.В. Сталин. Соч. Т. 5. С. 34.

5. И.В. Сталин. Соч. Т. 2. С. 304.

6. Панские (барские) усадьбы.

7. «Русскими» тогда в Польско-Литовском государстве называли не только великороссов но и украинцев, белорусов и даже обрусевших литовцев.

8. Купцы с острова Готланда.

9. Шестопер — короткая металлическая булава с шестью ребрами.

10. Дань была установлена еще в 1462 г., причем она возрождала отношения, сложившиеся между Русью и Орденом после разгрома немцев Ярославом Всеволодовичем в 1233—1234 гг.

11. К. Маркс. Хронологические выписки // Архив Маркса и Энгельса. Т. VIII. С. 160.

12. К. Маркс имеет в виду Фому Палеолога, последнего отпрыска византийской императорской династии.

13. K. Marx. Secret diplomatic history of the eighteenth century. P. 81.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика