Александр Невский
 

Введение

Христианство очень рано объявило себя «вселенской» религией. Претендуя на подчинение своему влиянию народов всех стран, оно выступило с открытыми притязаниями на миродержавность. Эти претензии пытались обосновать уже ранние христианские писатели, пользуясь текстами Евангелия (например: Евангелие Матфея, 28, 19), в которых выдвигается идея всемирной миссии апостолов, охвата христианским учением всего «orbis terrarum» (круга земного). Христианские проповедники стали усиленно разрабатывать концепцию о христианах как «gens totius orbis» (вселенский народ).

Этот космополитизм христианства сделал его в глазах римских императоров, начиная с Константина, тем средством, которое могло им помочь «возвыситься до положения самодержца римского мира»1 и содействовало в числе других важных обстоятельств превращению нового вероучения в единственную признанную государством, а вскоре затем и в первую мировую религию.

Впервые более полное выражение получает эта концепция у Августина в его «Граде божием», где он объявляет исторической задачей христианской церкви превращение ее из церкви «воинствующей» (ecclesia militans) в церковь «торжествующую» (ecclesia triumphans), что понималось как приобщение к церкви всех нехристиан. При этом Августин отнюдь не ограничивал выполнение этой задачи средствами идейной пропаганды. Недвусмысленно он провозглашал тезис: «coge intrate!» (заставь вступить!). Особое значение получил этот лозунг в политике папства. Уже в выступлениях Льва I (440—461 гг.) папа объявляется представителем апостола Петра, создается догматическое обоснование примата римского епископа,2 а традиционные прерогативы императорской власти «in rebus sacris» (в делах священных) целиком и без остатка переносятся на папу. Папская церковь искусно использует и другие, освященные традицией «права» римского жречества, нисколько не смущаясь их языческим происхождением. Древнее представление, что всякий храм является собственностью того божества, которому он посвящен, переносится Амвросием Миланским (333—397 гг.) целиком на христианскую церковь. Духовенство обосновывало свои претензии на крупные земельные богатства, которыми располагала христианская церковь с тех пор, как она превратилась в церковь господствующую и воинствующую.

На этих богатствах основывалась и светская власть папы. Начиная с папы Григория I (590—604 гг.), римские епископы направляют главное внимание на закрепление и расширение своих земельных владений (патримонии), которые уже тогда охватывали обширные земли не только в самой Италии, но и в Сицилии, Корсике, Далмации, Иллирии, Галлии и в Северной Африке. Именно наличие такой солидной экономической базы способствовало укреплению политического авторитета папы и позволило ему вскоре пренебречь поддержкой византийского императора.3

В византийской концепции власти император являлся наместником Христа, а тем самым главой всей христианской церкви (в том числе и римской епархии).4 Даже в VIII в., в период бурных событий иконоборчества, византийский император Лев III Исавр нашел силы, чтобы не отдать папе южную Италию, а оставить ее в церковном подчинении патриарха константинопольского.5

На Западе же в это время энергично вырабатывалась концепция вселенской власти римского епископа. Еще в конце V в. папа Геласий I (492—496 гг.) заявлял, что «величие пап выше, чем государей, так как папы освящают государей, но сами не могут быть освящены ими».6 Тому же Геласию приписывается и идея о двух главах христианского мира или о двух мечах — духовном и светском, чем обосновывалось признание подчиненности каждого христианина одновременно и в равной мере и папе и императору.7

В каролингский период (VIII—IX вв.), начиная уже с Карла Мартелла и особенно при его преемниках — Пипине Коротком, а еще больше и полнее при Карле Великом, в Западной Европе укрепляются связи между церковью и высшей светской, т. е. королевской и императорской, властью.

Общепризнанной обязанностью светской власти становится оказание церкви, т. е. папству, всемерной защиты и поддержки, выдвигается идея своеобразного двустороннего светско-теократического государства — imperium christianum. Духовная власть (sacerdotium) и власть светская (imperium) выступают в представлениях идеологов средневековья как две опоры, на которых покоится средневековое общество, составляющее «respublica christiana» (христианское государство). Эти идеи получают свое развитие позднее, но уже в писаниях авторов каролингского времени, например у Алкуина, они выражены достаточно ясно.8 Правда, Алкуин формулирует эти идеи несколько по-иному — он пишет о трех высших властях над миром: папы, византийского императора и Карла Великого.9 Подлинное значение этой формулы нетрудно разгадать, учтя, что Алкуин писал за год до увенчания Карла императорской короной. Тезис Алкуина является элементом теоретического обоснования этого, несомненно уже подготовлявшегося тогда события, в предвидении которого Алкуин писал Карлу в 799 г. такие слова: «Римский император — глава мира, священная вершина Европы».10

Обращаясь к Карлу, Алкуин именует его «moderantissimus gubernator» (властнейший правитель) «всех христиан» и выражает ту мысль, что вера христианская должна быть с помощью оружия воинов Карла распространена по всему миру.11 Эту идею Алкуин настойчиво повторяет в различных вариантах.12 Сам Карл в письме 796 г. к папе заявляет, что считает своей задачей (nostrum est) «защиту церкви» повсюду против «неверных и язычников». Эту «защиту» (ясно, что слово это употреблялось лишь как благородное прикрытие осуществлявшейся на практике политики нападения и захвата) нужно вести, пишет Карл, во имя укрепления веры с помощью оружия (armis defendere). Папе же Карл отводит при этом более чем скромную роль: он должен «молитвами» поддерживать воинов, дабы «народ христианский всюду одерживал победу и имя Христа было бы прославлено во всем мире» (in orbe).13

Представление о короле-императоре как о главе церкви (оно встречается не только у Алкуина, но также у Эйнгарда, Теодульфа и др.) отражало реальную действительность. Карл председательствовал на церковных соборах в Галлии, он использовал эти соборы для того, чтобы авторитетом церкви освящать издаваемые им законы государства (капитулярии). Он властно вмешивался в компетенцию духовенства, энергично занимаясь церковным законодательством и решая сложные и спорные богословские проблемы. Он провел через Аахенский церковный собор (809 г.) даже изменение самого «символа веры», прибавив слово «filioque» (и от сына) к формуле об «исхождении святого духа».

Когда же у папы Льва III возникли трения с частью духовенства, Карл взял решение дела в свои руки, выступил в роли верховного судьи и оправдал папу. После коронования Карла императорской короной в 800 г. папа принес ему присягу наряду со всеми другими его вассалами.

Самое коронование и помазание на власть, которое совершалось папой, понималось не как акт его, папской, воли, а как техническое исполнение воли божьей — помазание рассматривалось как священнодействие, «от бога» исходящее.

Естественно, что в этих условиях рос авторитет папской власти, укреплялись и политические позиции папства. По всей Европе — от Фрисландских берегов Северного моря до реки Лабы (Эльбы) в землях славян, от реки Эбро в Испании и до Ломбардской долины и Венгерской низменности — утверждались основы нового общественного строя, строя феодальной эксплуатации, феодального господства и подчинения, вассально-сеньориальных и иммунитетных прав и порядков. Рост и укрепление этих новых отношений требовал наиболее авторитетной санкции, требовал «божественного освящения».

Ссылка на «волю божию», угроза жестоких мучений и кар не только в земной жизни, но и «в жизни вечной», и обещание райского блаженства за послушание становились важнейшим средством, помогавшим завоевателям сломить сопротивление народных масс, во всех концах Европы пытавшихся противостоять новому гнету, насилию и грабежу. Эту задачу могла выполнить только церковь, и никакая иная не могла это сделать в тех условиях лучше, чем церковь христианская. Она разработала всестороннее учение об аде и рае, о возмездии и воздаянии; она сумела связать жизнь человека и его социальное поведение невидимыми и прочными нитями с фантастическими образами «вечной жизни», с судьбой его «души».

В этом христианство обрело свою силу и именно поэтому оно стало «мировой» религией. Эту роль церкви хорошо понимал Наполеон, когда говорил, что сила ее в том, что «она сумела перенести социальный вопрос с земли на небо». Но уже и Карл Великий видел в церкви прежде всего орудие социально-политическое. Церковь была подготовлена к выполнению этой задачи не только своим «учением», не только системой «убеждения». За 7—8 столетий она сумела выработать также достаточно действенную систему принуждения. И это повышало значение церкви в глазах господствующего класса, в глазах самих правителей.

Церковь искусно использовала основы христианского вероучения — идею всеобщей греховности и идею искупления, чтобы создать эффективную систему воздействия на массы угнетенных людей. «Психический террор» сделался главным орудием церковного воздействия и дал церкви возможность в короткое время занять то исключительное место, которое ей принадлежало в феодальной системе средневековья.

Известным примером этого является захват Карлом земель саксов. Когда в силу специально изданного «саксонского капитулярия» вольнолюбивому саксу за непосещение мессы или несоблюдение поста грозила смертная казнь, то этим церковь добивалась двойной цели: не только того, чтобы более действенно внедрять христианское учение о возмездии и воздаянии, запугивая богобоязненных и вольных до этого людей «страшным судом» и адскими мучениями, но и того, чтобы более действенно преподать этим закрепощенным ныне людям уроки смирения и слепого повиновения новым господам, захватившим их земли.

Крушение той имперской системы, которую, не сумев учесть реальное соотношение сил, пытался создать Карл Великий и его приспешники, быстрое падение могущества его династии, последовавшее после его смерти, создало почву для расцвета честолюбивых вожделений римского первосвященника. Центральная идея программы Карла Великого об imperium christianum была, в несколько измененном виде, воспринята папством. Воспользовавшись быстрым ослаблением власти каролингов в условиях бурно развивавшихся феодальных отношений, вынужденных отступать шаг за шагом от централизаторских устремлений, уже папы первой половины IX в. добились ослабления своей зависимости от императорской власти. С 844 г. император не принимал более участия в избрании пап, как это было раньше.14

Николай I (858—867 гг.) был первым из римских пап, проводивших фантастическую идею вселенской теократической папской монархии. Он открыто заявил претензию участвовать в учреждении любой епархии, в любой стране, вторгаясь в установившиеся порядки феодального землевладения и заявляя себя как бы верховным сюзереном. Тем самым он стремился установить верховенство папской власти над светской, над властью любого государства.

Папы расширяли свои владения, распространяли свою юрисдикцию на всю Италию, Испанию, Францию, Иллирию и Африку, выступая не только в качестве главы церкви по вопросам ее организации и управления, но и в качестве верховной светской власти, «именем бога» диктующей свои решения.

В IX в. папа Иоанн VIII высокомерно заявил Карлу Лысому, что получением императорской короны тот обязан ему одному.15 Церковный собор в Павии подтвердил это заявление.16

Особое значение имел в деле возвышения власти римских пап один из наиболее позорных в истории папства документов — «Лжеисидоровы декреталии», сфальсифицированные именно в эту пору (середина IX в.) и настолько искусно, что в течение ряда столетий они считались подлинными, пока в XVI в. не были окончательно разоблачены как подделки. В сборнике этих декреталий, ошибочно приписанных Исидору севильскому епископу начала VII в., подобраны тексты, якобы принадлежащие папам II—IV вв. Среди них сотни подложных документов (папские послания, никогда не существовавшие, каноны, никогда не издававшиеся и т. п.), якобы подтверждающих, будто папа римский — верховный глава, законодатель, «высший судия» в церкви, что он «единый, высший, первый епископ христианского мира». Тем самым обосновывалось «право» римских пап давать неоспоримые решения по всем вопросам, не только религиозным, но и политическим. Традиционная идея imperium christianum наполнялась новым содержанием, получала выраженный теократический характер. Но это не была только декларация — с IX в. папство приобрело в Западной Европе вполне реальное значение.

Однако, как ни выросло значение церкви, ставшей важнейшей частью идеологической надстройки формировавшегося в Европе феодального общества и освящавшей своим авторитетом разбойные походы IX—X вв., не могло быть в то время еще речи о господствующей роли церкви, о ее власти над светскими феодальными правителями. Более того, с середины X в. в Западной Европе устанавливается приоритет государственной, императорской власти над властью церкви, в том числе и над папством. Создается так называемая оттоно-салическая имперско-церковная система.17 Особую роль, как показали новейшие исследования этого вопроса, сыграли в ее установлении мероприятия германского императора Оттона I (936—972 гг.). Церковный дух, которым овеяны эти мероприятия, вполне согласуется с основной политической линией Оттона I, опиравшегося на церковную иерархию, и объясняет возникновение в 962 г. Священно-Римской империи, хотя в свете исторической реальности то, что называлось этим именем, не было, по меткому слову Вольтера, ни первым, ни вторым, ни третьим. Фактически, на протяжении 150 лет, в римской церкви на огромной части Западной Европы господствовала власть германских светских правителей.

И вместе с тем именно за этот период, как это ни парадоксально с первого взгляда, папство сумело обосноваться на прочной базе общепризнанного в западноевропейском феодальном мире неоспоримого своего авторитета, что позволило папам второй половины XI в. вступить в решительную борьбу за признание своего приоритета, за утверждение своей реальной власти.

Силы для этой борьбы дало папству прежде всего экономическое укрепление позиций церкви, превратившейся именно в этот период, период крайней феодальной раздробленности, в крупнейшего феодала в западноевропейском мире.18 Церковь становится в эту пору владетельницей приблизительно одной трети всех земель в Западной Европе. Рост церковно-монастырского землевладения делал духовенство все более влиятельным, превращал его в неотъемлемую составную часть верхушки феодального мира.19

Благодаря своей роли в экономической жизни европейских стран, благодаря своеобразному римско-католическому космополитизму церковь в ту пору выполняла еще и другую важную историческую роль. В условиях крайней феодальной раздробленности X—XI вв. церковь с ее феодальным землевладением служила реальной связью между различными странами.20 Наряду с королевской властью, которая в ту пору феодальной анархии «была представительницей порядка в беспорядке»,21 церковь становилась в известной степени силой, объединявшей разрозненные и противоречивые интересы различных групп феодалов не только в отдельных странах Западной Европы, но и в общеевропейском масштабу Выступая как своеобразная феодально-монархическая организация во главе с папой, церковь придавала всей системе западноевропейского феодализма некоторое политическое единство. Это оказалось особенно важным в борьбе с нашествиями внешнего врага, прежде всего арабов, турок и монголов. «Единство западноевропейского мира, представлявшего группу народов, развитие которых совершалось в постоянном взаимодействии, это единство было осуществлено католицизмом».22

Всем этим церковь приобретала особое значение в укреплении феодальной системы в Западной Европе. Она являлась «наивысшим синтезом и общей санкцией» феодального строя (Энгельс). Она дала ему свое освящение, она объявила его порядки «богоустановленными». Она выступила в роли его защитницы, действуя при помощи всего ассортимента церковных кар — от покаяния до отлучения, а в иных случаях прибегая к физическому уничтожению непокорных — предавая их сожжению в одиночку или группами под видом «еретиков» или организуя массовую резню под именем «крестовых походов».

Будучи сама феодалом, представляя собой часть феодальной системы, церковь этой своей активной ролью в охранении феодализма становилась все более необходимой для класса феодалов в целом, превращалась в важнейшую часть феодальной надстройки, в основную идеологическую силу, поддерживавшую установившийся феодальный строй.

С папской идеей «христианской империи» неразрывно связаны осуществлявшиеся под флагом миссионерства среди «язычников» планы захватов и завоеваний, прежде всего на востоке и северо-востоке Европы.

Со второй половины IX и в особенности в первой половине X в. папство вступило в упорную борьбу за проникновение в славянские страны. Притязания на Болгарию, Сербию, Моравию и Богемию, открытое наступление на восточную церковь и славянскую литургию, введенные в этих странах со времен Мефодия и Константина (864—870 гг.), приводили к острым столкновениям, имевшим характер отнюдь не только религиозный. За спиной католического духовенства, бесцеремонно вторгавшегося в славянские страны, вырисовывались фигуры чужеземных захватчиков, стремившихся овладеть богатыми землями этих стран и покорить местное население.

В связи с натиском римской церкви на славянские страны обострялись отношения между греко-византийской церковью в Константинополе и папами. Ряд посланий, которые обнародовали главы римской и византийской церквей, в особенности «Окружное послание» патриарха Фотия (867 г.), в котором он разоблачает агрессивный характер папских притязаний и весьма энергично оспаривает претензии Рима на первенство и главенство во всей христианской церкви, является свидетельством уже глубоко обозначившегося церковного раскола, который, осложнившись новыми столкновениями на протяжении следующих 200 лет, привел в середине XI в. (1054 г.) к окончательному «разделению церквей».

Насколько агрессивно действовала римская церковь в стремлении закрепить за собой позиции в славянских странах юго-восточной Европы можно видеть из жалобы, которую подали папе Иоанну IX в 900 г. германские прелаты, действовавшие там и встречавшие непрекращающееся сопротивление в народе. В этой жалобе они поносят восточное исповедание славян, называя его последователей «лжехристианами» (pseudochristiani), а священников «нехристями». Авторы этого документа заявляют, что славяне «отступают от христианства и предаются дьяволу, христианство же теряет для них ценность».23

Важнейшим средством утверждения власти римских пап в различных странах являлась их постоянная борьба за унификацию церкви в ее культе, языке, богослужении и т. п. Известно, с какой ожесточенностью проводилась эта борьба, с какой настойчивостью епископы вытесняли всякие остатки национальных элементов в церковном культе. Всё неримское в глазах пап представлялось антиримским. В сущности, в таком понимании было несомненно зерно истины. Остатки местных особенностей в литургии, стремление сохранить местный язык в богослужении было своеобразным протестом против экспансионистской политики римских пап.24 Острее всего эта борьба развернулась в тех славянских странах, куда проникла католическая церковь и опираясь на которые папская политика рассчитывала расширить свое влияние и дальше на восток.

Уже со времен Мефодия, со второй половины IX в., папы неоднократно обрушивали на славянские страны потоки угроз, требуя искоренения славянских элементов в богослужении. Несмотря на энергичное противодействие, которое оказывали германо-католическим захватчикам народные массы в этих странах, в течение нескольких десятилетий германским прелатам удалось во многих местах вытеснить восточный христианский культ (славянскую литургию, обрядность), заменив его латинским богослужением. Тем не менее некоторые элементы славянской литургии сохранялись в Моравии и в Богемии в течении длительного времени, в Кроатии же они встречались и в XIX в.25

В 924 г. папа Иоанн X по случаю созыва специального церковного собора в Далмации (Сплит) по вопросам церковных порядков в славянских странах обратился с посланием к архиепископу Сплитскому, ко всей местной церковной и светской иерархии и народу далматинской Кроатии, в котором категорически требовал вывести из употребления славянские богослужебные книги. Собор под прямым давлением папы принял решение в этом духе.26

В 1059 г. папа Александр II подтвердил новое решение местного церковного собора в Сплите, происходившего под председательством кардинала Майнарда, о запрещении богослужения на славянских языках, а также употребления славянских письмен для богослужебных книг, как «изобретенные некиим еретиком Мефодием».27

Самый факт этих папских решений, требований, посланий — яркое свидетельство того, насколько ненавистной была в этих странах агрессивная политика римского престола и какое упорное противодействие оказывалось ей.

Стремление к расширению господства пап на Востоке, к приведению стран и народов Восточной Европы и Азии под власть католической церкви и ее римского епископа было одним из главных направлений папской политики на протяжении многих столетий.

Перефразируя Катона, ярко выразил эту мысль замечательный украинский писатель Иван Франко: «Спокон веков один папа передает своему преемнику неизменное римское "Ceterum censeo — orientem esse convertendum"».28 Этот девиз как бы объединяет самые различные предприятия римских пап.

Начиная с первых столетий христианства и до наших дней тянется длинная цепь попыток римских политиков проложить пути для утверждения папской церкви в европейских и неевропейских странах Востока и особенно в Византии и в землях славянских народов — в Польше, Чехии, Моравии, Болгарии, а также на Руси. Византия с одной стороны, Русь — с другой, стали желанной целью в планах римских пап и папских дипломатов.

Папская экспансия против Руси являлась частью общей политики римской курии, ориентированной на Восток и постоянно преследовавшей одну цель — церковно-политическое подчинение Риму все новых стран и народов. Проводя эту политику, папство прикрывалось флагом миссионерства, стремилось утвердиться на новых землях под предлогом насаждения «истинной веры», которой оно объявляло только веру римско-католическую.

Будучи не в состоянии самостоятельно осуществить свои цели, папство возлагало надежды в каждое данное время на те или иные политические силы и само служило интересам этих сил.

На протяжении пяти столетий папской экспансии против Руси в средние века эти силы многократно менялись. То это были германские императоры Священно-Римской империи, то могущественные магнаты Италии или немецкие феодалы XII—XIII вв., то французские короли, подчинившие себе папство в XIV в. Однако зависимость папской политики от тех или иных сил западноевропейского феодализма не означала, что папство не играло в известном смысле и самостоятельной роли. Эту роль папства Энгельс подчеркивал, когда отмечал, что «великим интернациональным центром феодальной системы была римско-католическая церковь».29 Папство возглавляло эту церковь как его религиозно-политический монархический центр. В условиях феодальной раздробленности и феодальной анархии, в обстановке постоянных междоусобий средневековья папская церковь «объединяла всю феодальную Западную Европу в одно огромное политическое целое, которое находилось в противоречии одинаково как с греко-православным миром, так и с магометанским миром».30

Во второй половине X в. римская церковь утвердила свое влияние на землях таких западнославянских народов, как поляки, чехи, хорваты. Церковь же греко-византийская обосновалась в Болгарии и Сербии. Последнее обстоятельство сыграло также роль в распространении христианства на Руси, так как уже с IX в. из Болгарии проникали на Русь христианские влияния.31 Свидетельство об этих ранних церковных связях между Болгарией и Русью можно видеть в булле папы Иоанна XIII (967 г.) об утверждении пражского епископства при церкви св. Витта и монастыря бенедиктинок при церкви св. Георгия. В этой булле особо оговаривается, что богослужение должно производиться там «ни в коем случае не по обряду болгарского народа, либо русского (подчеркнуто мной, — Б.Р.) или на славянском языке, но в соответствии с папскими установлениями и распоряжениями... клириком, хорошо обученным в латинском языке».32

В этих словах нашла отражение враждебная Болгарии и Руси политика римской курии. Создание пражского епископства и насаждение монастырей с латинским духовенством понималось в Риме как важный шаг в борьбе за утверждение папства в славянских странах и окончательное уничтожение местных особенностей богослужения, сохранившихся от времен кирилло-мефодиевской церкви. Вместе с тем эта булла служит и прямым свидетельством существования христианства на Руси и богослужения на русском языке за 20 лет до официального принятия христианства при Владимире. Это обстоятельство лишний раз подтверждает, что распространение христианства на Руси являлось длительным процессом.

К середине X в. относятся первые достоверные известия о распространении на Руси христианства и к этому же времени — первые сведения об экспансии, предпринимаемой западноевропейскими феодалами под флагом римской церкви с целью подчинить русские земли своему влиянию или просто покорить их. Неудачи и повторяющиеся провалы многократных попыток достижения этих целей в течение долгого времени не могли остановить римских политиков, а заставляли их лишь искать с возобновлявшимся упорством все новых путей и способов проникновения на восток.

Шаг за шагом католическая экспансия приобретала все более выраженные и острые формы, пока с конца XII в. не превратилась в широкоразвернутое военное наступление под флагом «крестовых походов».

В какие формы ни облекалась папская экспансия, для народов этих стран она оставалась неприемлемой. За «миролюбивыми» заверениями, призывами к «соединению церквей» и «созданию единой церкви» и в Византии, и на Руси неизменно слышались воинственные клики разбойничающих немецких, венгерских, польских и других феодалов. Исторический опыт народов не раз показал, что именно этому феодальному самовластию открывала дверь католическая церковь, обосновываясь на новых землях.

Примечания

1. Ф. Энгельс. Бруно Бауэр и раннее христианство. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 603.

2. MPL, I, 336. См.: W. Ullmann. The growth of papal governement in the Middle Age... London, 1955; H.M. Klinkenberg. Papsttum und Reichskirche bei Leo d. Grossen. Zeitschr. d. Savigny-Stiftung, Bd. 69, Kanon. Abt. № 38, 1952, стр. 37—112. — Другие авторы (Галлер и Каспар) придают этим выступлениям Льва I меньшее значение.

3. K. Jäntere. Die römische Weltreichsidee und die Entstehung der weltlichen Macht des Papstes. Ann. Univ. Turkunensis, Turku, 1936, стр. 301, Примеч. 1.

4. Fr. Dölger. Byzanz und das Abendland vor den Kreuzzügen. Relazioni, v. III, стр. 80.

5. П.Н. Кудрявцев. Судьба Италии от падения Римской империи до восстановления ее Карлом Великим. М., 1850, стр. 389—390.

6. Mansi, VIII, 31.

7. «Duo quippe sunt... quibus principaliter mundus hic regitur: auctoritas sacra Pontificum et regalis potestas» (C. Mirbt. Quellen zur Geschichte des Papsttums und des römischen Katholizismus. Tübingen, 1911, стр. 67, Ns 165). См. также: W. Levisоn. Die mittelalterliche Lehre von den beiden Schwertern. Deutsch. Arch. f. Erforsch, d. Mittelalters, Jg. IX, F. I, Marburg, 1951, стр. 14—42; W. Ullmann. Medieval papalism... London, 1942, стр. 139; M. Pernоt. Le S. Siège, l'Eglise catholique et la politique mondiale. Paris, 1929; H.V. Campenhausen. Die ersten Konflikte zwischen Kirche und Staat und ihre bleibende Bedeutung. Universitas, 1954, № 9, стр. 267—273; A. Hаuck. Der Gedanke der päpstlichen Weltherrschaft bis an Bonifaz VIII. Leipzig, 1904, стр. 6—8; H. Aubin. Stufen und Formen der christlichkirchlichen Durchdringung des Staates im Frühmittelalter. Festschr. f. Gerhard Ritter, 1950, стр. 61—86.

8. См.: A. Hauck. Deutschland und die päpstliche Weltherrschaft. Leipzig, 1910; A. Brackmann. Der Römische Erneuerungsgedanke und seine Bedeutung für die Reichspolitik der deutschen Kaiserzeit. Sitz.-Ber. d. Preuss. Akad., philos.-histor. Klasse, 1932, № XVII, стр. 26; M. David. La souveraineté et les limites juridiques du pouvoir monarchique du IX au XV s. Paris. 1954.

9. Bibliotheca Alcuiniana, ed. Jaffé, 1873, стр. 454.

10. «imperator romanus — caput orbis, Europae venerandus apex» (Jäntere, ук. соч., стр 332).

11. MGH, Concilia, II, 142.

12. Jäntere, ук. соч., стр. 332—333.

13. MGH, Epp., IV, Ne 93, стр. 137—138.

14. Prudentii Trecensis Annales Bertinianes, pars II. MGH, SS, I, 440.

15. Baronius, t. XV, стр. 264, § 6.

16. L. Muratori. Rerum italicarum Scriptores, Mediol. 1723—1751, t. II, стр. 210.

17. L. Santifaller. Zur Geschichte der ottonisch-salischen Reichskirchensystem. Wien, 1954.

18. Если сравнить 170 лет каролингского периода (741—911 гг.) с 145 последующими годами оттоно-салического периода (911—1056 гг.), то оказывается, что число предоставленных церкви в пределах Империи иммунитетов выросло за вто время в 7 раз. Значительно расширилась и номенклатура феодальных прав, дарованных церкви (Santifaller, ук. соч., стр. 60 и сл.).

19. Интересный подсчет современного немецкого историка Сантифаллера говорит о том. что из 1626 немецких епископов до XV в. включительно 975 принадлежали к феодалам, 179 предположительно принадлежали к феодалам, 355 вышли из министериалов, которых можно считать низшей прослойкой феодалов, и только 117 вышли из бюргеров или крестьян. О большом росте церковного землевладения свидетельствуют и другие данные (см.: А. Конокотин. Рост владений монастыря св. Германа в XI—XIII вв. Учен. зап. Ярославск. педагог. инст., вып. 1, 1953, стр. 76—98).

20. Ф. Энгельс. Юридический социализм. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. I, стр. 295.

21. Ф. Энгельс. О разложении феодализма и возникновении национальных государств. В КН.: Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии. М., 1952, стр. 158.

22. Ф. Энгельс. Юридический социализм. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI. ч. 1, стр. 295.

23. Dobner (ed.). Annalecta Hageciana, v. I. Pragae, 1761, стр. 74.

24. Римская церковь не останавливалась перед включением в свой пантеон местных «языческих» божков, местных обычаев и обрядов. Некоторые подробности из истории этой борьбы приведены мною в статье «Фрагмент музыкально-теоретического памятника раннего средневековья» (Вопросы музыкознания, Ежегодник, вып. II, Музгиз, 1955, стр. 299 и сл.).

25. F. Dvornik. Rom, Kiev et Byzance au IX siècle. Paris, 1924, стр. 321.

26. Там же.

27. Scriptores rerum hungaricarum, t. III, Vindobonae, 1746, стр. 552.

28. «А помимо всего прочего — Восток должен быть обращен!» (Іван Франко. Публіцистика. Київ, 1953, стр. 62).

29. Ф. Энгельс. Введение к английскому изданию брошюры «Развитие социализма от утопии к науке». К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. II, стр. 295.

30. Там же.

31. М.Д. Приселков. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X—XII вв. СПб., 1913; А.А. Шахматов. Заметки к древнейшей истории русской церковной жизни. Научн. историч. журн., т. II, вып. 1, № 4, 1914, стр. 50—52 и 56; М.В. Левченко. Взаимоотношения Византии и Руси при Владимире. ВВ, т. VII, 1953, стр. 194.

32. «Veruntamen non secundum ritus aut sectam Bulgariae gentis vel Ruzie aut Slavonice lingue, sed magis sequens instituta et decreta apostolica, unum pociorem tocius ecclesie ad placitum eligas in hoc opus clericum latinis adprime litteris eruditum» (MGH, SS, II, 44, Nova series, 1955). — Существуют сомнения по поводу подлинности этой буллы (Лелевель), но их нельзя признать достаточно вескими.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика