Александр Невский
 

§ 4. Русско-немецкие переговоры и мирные соглашения 1268—1269 гг.

Еще до начала псковской осады 30 мая 1268 г. вице-магистр Конрад фон Мандерн написал горожанам Любека письмо с просьбой воздержаться от торговли с русскими:

«...желаем довести до сведения всех живущих ныне и потомков, что мы через послов светлейшего короля Дании к господину Фридриху, епископу Карельскому и призванному к исполнению обязанностей епископа Дорпатского (domino Friderico episcopo Cariliensi, ac postulato Darbetensi), с полного согласия всех господ земли Ливонской, почтительно просим славных мужей, горожан любекских и всех купцов, чтобы врагам веры, а именно русским из Новгорода (Rutenis de Nogardia), в этом году не поставляли товаров своих»1.

Вскоре — вероятно, летом 1268 г. — с такой же просьбой к горожанам и купцам Любека повторно обратился лично ливонский магистр Отто фон Лютерберг2. В своем послании он упомянул недавнюю победу под стенами Пскова и даже сообщил о разрушении этого города:

«Доводим до сведения вашей общины, что ради возвеличивания славы Господа и распространения христианства город, называемый Псковом, бывший утешением и убежищем лицемеров, якобы исповедовавших христианство, по провидению Божьему мы разрушили до основания. Когда же у замка мы объединились для штурма, некоторые новгородцы, не пошедшие на помощь своим, движимые неизменным желанием примириться во имя Единородного, предложили возобновить мир»3.

В этом письме магистр показательно противоречит фактам из ЛРХ, апологетическому для ливонского рыцарства сочинения. Во-первых, говорится, что псковский посад сожгли немцы. Согласно автору ЛРХ, для которого было не свойственно преуменьшать удаль орденских братьев, посад сожгли сами русские4. Во-вторых, сообщается, что орденское войско готовилось к штурму, когда прибыли русские послы с просьбой о мире. По ЛРХ и по НПЛ мир был заключен «через реку», то есть после того, как немцы ушли от псковской цитадели и переправились на западный берег Великой5. Откровенная ложь, оказывается, была свойственна и рыцарям «воинства Христова».

Кроме того, на первый взгляд в письме магистра содержится и внутреннее противоречие. С одной стороны, сообщается о заключении мира «на тех же условиях, что и во времена магистра Волквина и епископа Альберта», а с другой — высказывается просьба прислать послов «для утверждения мира». В чем же разница? Или магистр не был уполномочен от Любека заключать мир? Или «мир» как отсутствие войны не совпадал с «миром» как торговым договором? И откуда связь между этими «мирами»?

Оказывается, магистр не считал, что простое перемирие, которое он заключил под Псковом с князем Юрием, действовавшим от лица короля Ярослава, сопоставимо с миром, для которого требовалась поездка послов из Любека. То есть военный конфликт 1268 г. в глазах немецкой стороны был напрямую связан с деятельностью торговых конгрегаций. Попробуем рассмотреть ситуацию внимательнее.

Остров Готланд и Висбю, вид с востока. Гравюра книги Олафа Магнуса «История северных народов» (1555 г.)

Магистр, с одной стороны, навязывает купцам Любека запрет на торговлю с Новгородом, а с другой, просит их заключить с Новгородом мир. В.И. Матузова и Е.Л. Назарова резонно предположили, что магистр действовал в интересах рижского купечества6. На это указывает, во-первых, упоминание в послании магистра запрета на поездки именно из Риги в Новгород. Собственно, речь идет о так называемом «зимнем» пути в Новгород. Ведь «летний» путь обычно шел вовсе не через Ригу. Как известно, корабли из Любека двигались на Восток преимущественно через Готланд, далее мимо Аландских островов и северного побережья Финляндии до меридиана Ревеля (Таллина), а затем поворачивали на юг и шли вдоль эстонского побережья в сторону Невы7. Большинство тех, кто вел корабли в Новгород, проходили вдалеке от Риги — через Ревель. Можно предположить, что магистр хотел увеличить значение Риги в восточной торговле. Во-вторых, на причастность Риги указывает третье письмо, отправленное в 1268 г. в Любек с просьбой ограничить торговлю с Новгородом. Его отправителем выступают «адвокаты и советники славного города Риги (advocatus et consules Rigensis civitatis honoris8. Рижане в своем письме фактически повторяют — местами дословно — текст письма магистра. Надо полагать, документы были составлены одновременно.

Магистр фальсифицировал факты, извращал положение дел и всемерно провоцировал альянс Риги с Любеком, который, должно быть, выступал и от лица Ревеля. Впоследствии, в марте 1269 г., послы Любека и Готланда, возвращаясь из Новгорода, проследуют обратно через Ригу и представят на рассмотрение магистра свои договорные грамоты, подписанные в Новгороде. Магистр согласует их и напишет 1 апреля 1269 г. по этому поводу специальное письмо в Любек:

«Брат Отто, магистр дома Тевтонского в Ливонии, славным мужам, советникам любекским, в ознаменование дружбы и уважения. Упреждая Ваше беспокойство, хочу сказать, что уполномоченные послы ваши, а именно Генрих Вулленпунт, Людольф и Якоб (Henricus Wullenpunt et Ludolfus et Iacobus), советом нашим свое посольство достойно исполнили, так что даже собственным трудом и достойным занятием вы не сможете их в полной мере отблагодарить. Сверх того от нас напишем так, что в каждом начинании, так в мелком, как в крупном, мы не замедлим, насколько можем оказать вам содействие, рассчитывая при этом на взаимность. Кроме того, так как трудно все детали выразить на письме, мы хотим, чтобы [их] вам рассказали названные послы Генрих, Людольф и Якоб, так как нашим решением они отправились, [и] чтобы слова их вы почтили как имеющие законную силу. Дано в Риге, второй день после Антипасхи»9.

В письме магистр подчеркнул, что действовал в интересах горожан Любека и надеется на дальнейшее развитие взаимных контактов. Исследователи нередко пытались развести в стороны договоренности военно-политические и торгово-коммерческие. Судя по всему, для немцев эти вопросы были плотно переплетены.

* * *

В этом направлении будут полезными наблюдения за составом участников немецкого похода к Пскову. Половину орденской армии (9 из 18 тысяч), как указано в ЛРХ, составляли «моряки» (schiflûte)10. Обычно в этом видят указание, что значительная часть орденской армии прибыла под Псков на кораблях11. На это, казалось бы, указывает и Повесть о Довмонте: «Слышав же местер земля Ризския мужество князя Довмонта, ополъчився в силе тяжце без Бога, прииде къ граду Пскову в кораблех, и в лодиях, и на конях, с пороки...»12. В новгородской летописи также говорится о переброске войск реками — «в насадах», но речь идет о новгородцах: «Новгороци же съ княземь Юрьемь погонишася по нихъ, инии на конихъ, а инии в насадехъ поехаша вборзе»13. Судя по всему, в событиях лета 1268 г. переброска войск по рекам сыграла большую роль. Однако термин schiflûte это ничуть не разъясняет. Дело в том, что представить себе переброску 9 тысяч воинов по рекам в то время совершенно невозможно. Пусть даже это будут колоссальные речные суда, вмещающие 50 человек каждое: речь будет идти о 180 кораблях (!). Для сопоставления можно вспомнить, что шведский исследователь Г. Хавстрем оценивал общую численность шведского морского ополчения в XIII в. в 280 судов14. Про морские суда также есть указание, что за период 1426—1496 гг. Ревель посетило около 1700 кораблей, то есть в среднем 24 в год15. И это расчеты для морских кораблей, ни одно из которых в принципе не могло подойти к Пскову. Князь Довмонт в апреле 1268 г. гнался за немцами на Миропов-ну с дружиной в 60 человек на 5 лодках16. То есть каждое речное судно вмещало не более 12 человек. При всем желании псковский князь не смог взять больше. Чтобы перевезти 9 тысяч воинов, при таком раскладе потребовалось бы 750 судов. Мало того что такого количества речных судов в Прибалтике не было, не было и никакой возможности протолкнуть эту безумную армаду к мелководной реке Великой.

Выходит, что под schiflûte затруднительно понимать способ доставки войск, да и буквальному переводу это не соответствует. Скорее речь идет именно о «людях с кораблей», «корабельщиках». Разъяснить их участие можно двояко. Во-первых, можно предположить, что речь идет о датчанах — королевских подданных, которые, как упомянул автор ЛРХ, обрадовались инициативе магистра идти на Псков. Но в ЛРХ датчане упоминаются нередко, и обычно они обозначаются как «мужи короля» (des kuniges man). Внезапное использование нового термина допустить нелегко. Кроме того, в последовавших за осадой Пскова мирных переговорах датская сторона не была представлена или не упомянута. Но в качестве стороны на переговорах выступают ганзейские города. Может быть, schiflûte — это воинство, предоставленное магистру Ганзой, то есть Готландом и Любеком? Горожане Висбю ранее принимали активное участие в освоении устья Даугавы. Как известно, от Готланда до латвийского побережья даже ближе, чем до Швеции.

Во всяком случае, причастность ганзейских моряков к атаке на Псков летом 1268 г. позволяет объяснить активную позицию Любека и Готланда в мирных переговорах с Новгородом. В противном случае позиция магистра, апеллирующая ради переговорного процесса к Любеку, выглядит по меньшей мере нелогичной.

* * *

Русские источники также демонстрируют восприятие мира, заключенного Юрием Андреевичем с ливонским магистром под стенами Пскова «через реку», как неокончательного17. Сообщения новгородской летописи позволяют проследить трудный переговорный процесс. Причем проступает явное противоречие в восприятии событий новгородцами и великим князем. Вскоре после снятия осады с Пскова великий князь Ярослав прибыл в Новгород и обрушился с упреками на горожан:

«Того же лета приеха князь Ярославъ в Новъгородъ, и нача жалити: "мужи мои и братья моя и ваша побита; а вы розъратилися с Немци", на Жирослава Давыдовича и на Михаила Мишинича и на Юрья [Ельферья] Сбыславича, хотя ихъ лишити волости. Новгородци же сташа за них; князь же хоте из города ехати. Новгородци же кланяхуся ему: "княже, темъ гнева отдаи, а от нас не езди"; еще бо не добре ся бяху умирили с Немци. Князь же того не послуша и поеха проче. И послаша владыку с вятшими мужи с молбою, и въспятиша и с Броньници»18.

Уже через год новгородцы будут безапелляционно изгонять Ярослава и не слушать никаких его разъяснений. А пока мы видим, что горожане молят Ярослава остаться, так как с немцами еще не умирились. Вслед за В.Л. Яниным исследователи обычно воспринимают «сожаления» князя и желание наказать бояр как осуждение внешнеполитической агрессии Новгорода19. Однако это совершенно неверно. Ярослав сам участвовал в отправке войск под Раковор и не мог осуждать новгородцев за начало кампании. Виной новгородских бояр Жирослава Давыдовича, Михаила Мишинича и Елферия Сбыславича было то, что они не продолжили поход после Раковорской битвы, «розъратилися с Немцы», «прервали рать против немцев». Ярослав сожалел, что столько воинов погибло впустую: «мужи мои и братья моя и ваша побита; а вы розъратилися с Немци». За трусость и слабоволие князь хотел наказать новгородских руководителей! Этим разъясняется и желание Ярослава немедленно возобновить кампанию в Северной Эстонии и дойти таки к Ревелю. Он требует выбрать нового тысяцкого по собственной указке — решительного и воинственного. А также приказывает собирать полки во Владимиро-Суздальской земле. К походу привлекаются и монголы:

«Тогда же даша тысячьское Ратибору Клуксовичю по княжи воли. Того же лета, на зиму, князь Ярославъ с новгородци сдумавъ, посла на Низовьскую землю Святъслава полковъ копитъ, и совкупи всех князии и полку бещисла, и приде в Новъгородъ; и бяше ту баскакъ великъ володимирьскыи, именемь Амраганъ, и хотеша ити къ Колываню»20.

Никакого миролюбия в действиях Ярослава не видно. Он рвется в бой и желает отомстить за отступление при Раковоре. Маршрут предлагается тот же — на Ревель. Противниками продолжения войны выступают сами новгородцы. Сначала угроза ухода князя заставляет их согласиться на возобновление войны, но потом они таки склоняют Ярослава к миру. Испуг от агрессивных намерений Ярослава испытали и немцы:

«И уведавше Немци, прислаша послы с молвою: "кланяемся на всеи воли вашеи, Норовы всеи отступаемся, а крови не проливаите"; и тако новгородци, гадавше, взяша миръ на всеи воли своеи. Князь же хоте ити на Корелу, и умолиша и новгородци не ити на Корелу; князь же отсла полкы назадъ»21.

Ярослав до последнего хотел совершить какой бы то ни было поход. Даже пусть на карелов, если уж на Эстонию новгородцы не хотят. Угроза масштабного русско-монгольского вторжения в Северную Эстонию зимой 1268/69 г. был вполне реальной.

Немцы вынуждены были пойти на такие уступки, которые позволили охладить пыл гневного князя. И этим оказывается отказ от «Норовы». Считается, что речь идет об отказе немецкой стороны от дальнейших попыток продвинуть свое влияния на финно-угорские племена за Нарву — на водь, ижору и карелов. Действительно, западные источники позволяют зафиксировать после 1269/1270 г. исчезновение бывших прежде регулярными призывов и деклараций о крещении в католичество води, ижоры и карелов22. Епископ Фридрих Хасельдорф, став Дерптским епископом в 1268 г., вскоре перестал использовать титул епископа Карельского23. Фактически можно говорить, что соглашение 1268/1269 г. оформило и утвердило границу по Нарве — естественный рубеж, оформивший рамки немецкой крестоносной экспансии и русской колонизации в Восточной Прибалтике. С новыми попытками сдвинуть этот ориентир в одну из сторон мы сможем встретиться и в позднейшие времена, но случится это только в следующем столетии и будет уже вопросом не колонизационного освоения, а межгосударственного конфликта.

Кроме этого, стоит заметить, что сам оборот «Норовы всеи отступаемся» в буквальном смысле все же указывает не только на отношения с карельскими племенами, но имеет отношение к неким нормам и правилам режима судоходства по Нарве. Эта река выступала важной артерией, связывающей Чудское озеро с морем, то есть была принципиальным водным маршрутом как для Дерпта (Тарту), так и для Пскова24. Надо полагать, русско-немецкие соглашения зимы 1268/69 г. обеспечивали и эту сторону вопроса.

* * *

Таким образом, события русско-ливонского конфликта 1267—1269 гг. представляют следующую последовательность:

— первый Раковорский поход — осень 1267 г. — неудачная осада;
— переговоры с Ригой, Вильянди и Дерптом — зима 1267/68 гг. — договор, по которому рижский архиепископ, Орден и Рига отказывались поддерживать датчан Северной Эстонии, в случае если они подвергнутся нападению русских;
— второй Раковорский поход — с 23 января по конец февраля 1268 г. — грандиозная и кровопролитная Раковорская битва, победителя в которой не было;
— немецкое нападение на псковские границы и битва на Мироповне 23 апреля 1268 г.;
— осада орденским войском Пскова — 3—13 июня 1268 г.;
— мирное соглашение, точнее перемирие, которое заключили под стенами Пскова ливонский магистр Отто фон Лютерберг и новгородский наместник князь Юрий Андреевич;
— лето — осень 1268 г. — торговая блокада Новгорода немцами;
— зима 1268/69 г. — подготовка нового похода в Северную Эстонию с участием суздальских полков и монгольских войск;
— февраль-март 1269 г. — переговоры и мирный договор, по которому немцы «отступались Норовы».
— 1 апреля 1269 г. — послы из Новгорода вернулись в Ригу, и ливонский магистр ратифицировал их договоренности с русскими.

В результате двух русских походов под Раковор и двух немецких походов под Псков победитель в войне так и не был выявлен. Стороны оказались сопоставимы по силам. Ожесточенная Раковорская битва отрезвила самые горячие головы в Новгороде.

После военных баталий началась примечательная по своей интенсивности дипломатическая борьба. Ничего подобного в русской истории прежде не было так подробно зафиксировано источниками. С одной стороны, немцы вводят торговую блокаду. С другой, великий князь подключает к делам в Прибалтике монголов. И только трезвость новгородцев не привела к новому кровопролитию, исход которого трудно было предрешить. Монгольское участие могло привести к беспрецедентному по масштабам вторжению и действительному разорению Прибалтики.

Но стороны смогли договориться. По русской летописи дело предстает победой русских — мир заключен «на всей воле» новгородцев. Однако из письма магистра в Любек 1 апреля 1269 г. мы можем извлечь серию изысканных благодарностей немецким послам, которые исполнили дело выше всяких похвал. Надо полагать, мир все же являлся результатом компромисса. К сожалению, сохранившиеся документы не позволяют вскрыть его существо.

* * *

От XIII в. сохранилось несколько договоров Новгорода с немецкими городами. Прежде всего, это пергаментная грамота из Рижского городского архива, на которой воспроизведены два новгородских соглашения:

1) договор, заключенный с немецкими городами и Готландом от имени князя Ярослава Владимировича, посадника Мирошки и тысяцкого Якова — датируется 1191/1192 гг.25

2) договор, заключенный немецкими городами от имени князя Александра Ярославича Невского, его сына Дмитрия, посадника Михаила и тысяцкого Жирослава — составлен в период 1257—1263 гг., когда все лица, подписавшие договор, располагали властью в Новгороде, но ратифицирован был в начале 1264 г. князем Ярославом Ярославичем, который подвесил к нему свою печать26.

Эти договоры были записаны на одном листе пергамента в период заключения второго договора27. Есть основания предполагать, что переговоры по заключению этого договора совпадали с периодом урегулирования отношений с немцами и Ливонией после осады Дерпта осенью 1262 г.28

Любек. 1641 г.

Также в Любекском городском архиве сохранилось два документа, написанных на разных языках, но похожих по содержанию:

1) написанный на немецком договор, заключенный от имени князя Ярослава Ярославича, посадника Павши и тысяцкого Ратибора с «немецким послом Генриком Вулленпунде из Любека, с Лудольфом Добриссике и Яковом Куринге, готами (Henrike W[u]llenpunde van Lubeke, mit Ludolve Dobriciken unde Jacobe Curinge29. Имена немецких послов совпадают с теми, что упоминает и магистр Отто в послании от 1 апреля 1269 г.: Henricus Wullenpunt et Ludolfus et Iacobus30. Очевидно, этот договор непосредственно связан с переговорами зимы 1268/69 г.31.

2) написанный на латинском договор, у которого нет вступительной части с перечислением имен подписантов, но который в подборе статей напоминает вышеуказанный документ32.

Эти акты не полностью совпадают по своему тексту, но, очевидно, имеют в своей основе один источник или один переговорный процесс. Уже ранние обследователи грамот считали, что первая — это собственно договор, заключенный немецкими послами с Новгородом зимой 1268/69 г., а латинский текст — это его проект33. Вопрос о том, было ли действительно подписано одно из этих соглашений после переговоров 1268—1269 гг., широко обсуждался в исторической науке на рубеже XIX—XX вв. Большинство сходилось на том, что договор был подписан, и им является русский проект, сохранившийся в нижненемецком переводе34. Однако современные исследователи, за редким исключением, предпочитают называть оба сохранившихся акта проектами (проект русской стороны на немецком и проект немецкой стороны на латинском), а результативность переговоров 1268/1269 г. ставить под сомнение35.

Дело в том, что грамота, содержащая договоры 1191/1192 г. и 1263/1264 г., сохранила подвешенные к ней печати и, очевидно, являлась действенным документом. К актам 1268/1269 г. никаких печатей привешено не было. Кроме того, оба документа 1268/1269 г. не обнаруживают ничего общего с описанными выше мирными договоренностями: они нигде не упоминают Нарвы и ничего не говорят об отказе от проповеди у местных племен. Перед нами исключительно торговые — подробные, конкретные — скрупулезные документы. Лишь вступительная формула в немецком договоре выдает его связь с мирным договором:

«Я, князь Ярослав Ярославич <...> подтвердил мир и написал нашу правду согласно вашим грамотам, для вас, немецких сынов, и готов, и всего латинского языка, старый мир о пути по Неве за Котлингом от Готского берега и обратно, от Новгорода до Котлинга»36.

В отличие от немецкого документа, латинский такой вступительной формулы не имеет. Он начинается традиционным invocatio как оповещение:

«Во имя Господа, Аминь! Да будет известно и объявлено всем верным Христу, которые будут смотреть настоящую грамоту, что согласно правде, полученной издревле купцами от русских из Новгорода, признается, что эта [грамота] выступает как правда и свобода для них»37.

По определению Н.А. Казаковой, это «удостоверительная» грамота, призванная оповещать лиц, заинтересованных в ситуации38. Примеров таких документов немало, но все они происходят из более позднего времени. Рассматриваемые же относятся к начальному этапу становления дипломатических формул и актовых формуляров как для Руси, так и для Германии. Поэтому затруднительно делать выводы о значении документа на основе его оформления39. Как бы то ни было, очевидно, что грамоты были связаны с переговорным процессом 1268/1269 г., и в начале XIV в., когда с одного из этих документов (латинского) была сделана копия, он воспринимался как имеющий юридическую силу40.

Надо полагать, часть бумаг из комплекса, который везли с собой из Новгорода весной 1269 г. немецкие послы, была утрачена. Это, прежде всего, сам мирный договор.

Исследователи нередко, датируя осаду Пскова 1269 г., весь переговорный процесс относили к зиме 1269/70 г. А к рассмотрению подключали еще один документ, сохранившийся с тех времен. Это грамота князя Ярослава Ярославича рижанам о свободном пути для гостей по «Менгу-Темирову слову»41.

Менгу-Тимур утвердился на троне Золотой Орды весной 1267 г. после бурной смуты, разразившейся среди монголов со смертью хана Берке в 1266 г.42 Менгу-Тимур был язычником и постарался вернуть систему отношений со своими подданными к нормативам завещаний Чингизхана. От его времени сохранился первый ярлык, дарованный ханом русскому митрополиту Кириллу43. Летописи отозвались на воцарение Менгу-Тимура благожелательно: «и умре царь Беркай, и Руси ослаба бысть отъ насильа бесерменска»44.

В целом период правления этого хана знаменовал собой становление партнерских отношений Руси с монголами. В этом ключе можно рассматривать и грамоту рижанам. Великий князь Ярослав не раз будет пользоваться монгольской поддержкой для разрешения внутренних и внешних проблем. На зиму 1268 г. он привлечет монголов к подготовке похода на Ревель, а в следующем году попытается с их помощью решить свой конфликт с новгородцами. А.Л. Хорошкевич считала, что, дабы склонить русских к соглашению, немцы обратились непосредственно к хану Менгу-Тимуру45. Контакты с золотоордынской столицей предполагались в то время, когда туда был отправлен новгородский тысяцкий Ратибор после изгнания Ярослава Ярославича из Новгорода. После очередного конфликта с новгородцами князь подписал новое докончание, в котором имеется также следующая фраза:

«А гости нашему гостити по Суждальскои земли везъ рубежа, по цесареве грамоте»46.

Считается, что здесь упомянута грамота Менгу-Тимура о свободном пути для рижских купцов47. Однако это события уже следующего 1269 года, когда мир с немцами был уже подписан. Скорее всего, ситуация была обратной. Рижане как сторона в переговорах 1268/1269 г. не участвовали. Позднее они, напуганные угрозой монгольского вторжения, ставшей очевидной при подготовке похода на Ревель зимой 1268/69 г., запросили у Ярослава специальную — «успокоительную» — грамоту, которая могла обеспечить им проезд по русским землям без опасения быть задержанными монгольскими властями48. Для Риги это был прежде всего «зимний путь» в Новгород — сухопутный маршрут через Псков. Скорее всего, в узкие рамки переговорного процесса 1268/1269 г. (ноябрь 1268 — март 1269 г.) невозможно уложить привлечение авторитета монгольского хана.

* * *

Е.Л. Назарова датирует осаду Пскова 1269 годом, а потому разъясняет причину, по которой немцы пошли на мир с русскими, не только монгольской угрозой, но также разгромом немцев от литовцев в битве у Карузена (16 февраля 1270 г.)49. Однако думается, что у великого князя Ярослава было немало информаторов в Литве, и если бы он знал о подготовке литовского вторжения в Ливонию, то присоединился бы к нему. Совместная литовско-русско-монгольская кампания против Ливонии — если такое представить, то изменился бы ход истории. События развивались более буднично. Монголы в Ливонию так и не пришли.

Скорее всего, русско-немецкий мир был заключен уже к марту 1269 г. Его составляющие определяются летописным указанием «Норовы всеи отступаемся» и упоминание в письме магистра Отто в Любек, что мир под Псковом был заключен «на тех же условиях, что и во времена магистра Волквина и епископа Альберта». Судя по всему, это предполагало отказ немцев от претензий на области восточнее Нарвы, а также, возможно, возврат Пскову его прав на сбор дани в Латгалии (в Талаве и Адзеле)50. Кроме того, к миру прилагалось торговое соглашение, регламентирующее практику прибытия и пребывания иностранных купцов в Новгороде.

Торговля без использования денег. Гравюра книги Олафа Магнуса «История северных народов» (1555 г.)

Мир 1269 г. стал самым длительным за историю русско-немецкого противостояния в Прибалтике. Вплоть до 1298 г. у нас нет указаний на попытки пересмотреть его положения. Да и позднее они продолжали сохраняться. Даже торговый договор оставался неизменным вплоть до 1338 г., а позднее только дополнялся. Можно сказать, что борьба за Прибалтику к 1269 г. завершилась, сферы влияния сторон были определены и закреплены юридически.

Примечания

1. LUB, I. S. 512—513, № 408; Матузова, Назарова, 2002. С. 280—281. Перевод: Матузова, Назарова, 2002. С. 281.

2. Обычно исследователи датируют это послание 1269 годом по той причине, что к этому году относят осаду Пскова (Тихомиров, 1941. С. 37; Rowell, 1992. P. 11; Назарова, 2002. С. 37; Назарова, 20026. С. 603; Матузова, Назарова, 2002. С. 283). Однако как мы показали выше осада Пскова состоялась в июне 1268 г., соответственно, в том же году были написаны и послания в Любек. Так, же датировала документ и А.Л. Хорошкевич (Хорошкевич, 1965. С. 229). Подробнее см. с. 135—137.

3. LUB, I. S. 514—515, № 410; Матузова, Назарова, 2002. С. 283. Перевод: Матузова, Назарова, 2002. С. 283—284.

4. LR, v. 7715—7717.

5. LR, v. 7741—7743, 7752—7760; НПЛ, 87, 318.

6. См.: Матузова, Назарова, 2002. С. 285, прим. 6.

7. Шаскольский, 1954. С. 150—152.

8. LUB, I. S. 515—516, № 411; Матузова, Назарова, 2002. С. 286. Перевод: Матузова, Назарова, 2002. С. 286—287.

9. LUB, I. S. 527—528, № 415. Перевод Д.Г. Хрусталева. В квадратных скобках — пояснения Д.Х.

10. LR, v. 7696—7697.

11. Назарова, 20026. С. 603.

12. Охотникова, 2007. С. 417.

13. НПЛ, 87, 318.

14. Hafström, 1949. S. 60.

15. Kahk, Tarvel, 1997. P. 35.

16. Охотникова, 2007. С. 417.

17. См.: Энгельман, 1858. С. 64; Хорошкевич, 1965. С. 230.

18. НПЛ, 87—88, 318—319. В квадратных скобках — разночтения по Комиссионному списку (НПЛ, 318—319).

19. Янин, 2003. С. 219—220; Петров, 2003. С. 228; Валеров, 2004. С. 208.

20. НПЛ, 88, 319.

21. НПЛ, 88, 319.

22. См.: Selart, 2001. P. 169.

23. См.: Selart, 2009. См. также перевод этой статьи в дополнениях к этой книге.

24. См.: Сорокин, 1999.

25. ГВНП. С. 55—56, № 28. См. Приложение № 12.

26. ГВНП. С. 56—57, № 29. См. Приложение № 13.

27. А.Л. Хорошкевич считает, что грамота была написана в период переговоров 1268/1269 г. и представляла собой свод всех заключенных прежде договоров, которых оказалось только два. Она попала в Ригу вместе с грамотой Менгу-Тимура о свободном пути в 1270 г. См. подробнее: Хорошкевич, 1997. С. 133—134.

28. См.: Янин, 1991. С. 82—83; Янин, 2003. С. 214—215; Матузова, Назарова, 2002. С. 335. Иные датировки грамоты и их обоснование см.: Срезневский, 1857. С. 316—317; Bonnell, 1862. Commentar. S. 87—88; Напьерский, 1868. № 16; Goetz, 1916. S. 73—74; ГВНП. С. 56, № 29; Хорошкевич, 1997-б. С. 84; Рыбина, 2001. С. 110—111.

29. ГВНП. С. 58, № 31; LUB, I. S. 518, № 414; HUB, I. S. 233, № 665.

30. LUB, I. S. 528, № 415; HUB, I. S. 235 № 667. Вулленпунт (Wullenpunt) — это знатный род любекских горожан. Документы фиксируют 5 его представителей в XIII—XIV вв. Lübecker Bürgersiegel des Mittelalters aus den Archiven der Stadt Lübeck. № 1. Lübeck, 1865. S. 18, № 22; S. 28, № 18; LUB, I. S. 666, № 535.

31. Tobien, 1844. S. 85—94; LUB, I. S. 517—528, № 414; HUB, I. S. 233—235, № 665; Goetz, 1916. S. 90—166. Перевод на русский см.: Андреевский, 1855. С. 19—34; ПИВН, 1909. С. 68—71; ГВНП. С. 58—61, № 31. См. Приложение № 15.

32. Tobien, 1844. S. 85—94; LUB, I. S. 517—527, № 413; HUB, I. S. 229—233, № 663; ПИВН, 1909. С. 64—68; Goetz, 1916. S. 90—166. Пересказ на русском см.: Карамзин, 1991. С. 603—606, прим. 244; Андреевский, 1855. С. 19—34. См. Приложение № 16.

33. Sartorius, 1830. S. 29, 95.

34. Подробнее см.: Строев, 1839. С. 160; Herrmann, 1843. S. 28—31; Славянский, 1847. С. 36—41; Krug, 1848. S. 621—628; Никитский, 1893. С. 137; ПИВН, 1909. С. 64, 68; Goetz, 1916. S. 41—46.

35. Хорошкевич, 1965. С. 225; Клейненберг, 1976. С. 123; Хорошкевич, 1997. С. 131. Редкое исключение: Сквайрс, Фердинанд, 2002. С. 49, 274—275.

36. ГВНП. С. 58, № 31. См. с. 263 (Приложение № 15/2).

37. См. с. 251 (Приложение № 15/1).

38. Казакова, 1989. С. 66—67. Примеры подобных грамот: ГВНП. № 37, 40.

39. См.: Сквайрс, Фердинанд, 2002. С. 273.

40. Рыдзевская, 1935. С. 121—123.

41. ГВНП. С. 57, № 30.

42. Рашид-ад-Дин, 1960. С. 82; Тизенгаузен, 1884. С. 205. См. также: Григорьев, 2004. С. 19.

43. См. подробнее: Григорьев, 2004. С. 7—54.

44. ТЛ, 403.

45. Хорошкевич, 1965. С. 231.

46. ГВНП. С. 13, № 3.

47. См.: Григорьев, 2004. С. 21.

48. Про обильные грабежи немецких купцов в псковских землях в 1288—1335 гг. см.: Михайлов, 1998.

49. Назарова, 2002. С. 38; Назарова, 20026. С. 604.

50. Назарова, 2002б. С. 604.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика